— Вы что, серьезно считаете, что я так умею? Да все эти шпионские штучки работают только в россказнях хвастунов-пьяниц и глупых книжках! — возмутился, сказал себе детектив, окунул перо в чернильницу и вывел на листе бумаги. «Прибыл в Гирту, поселился, жду, когда привезут партию заказанных вами из Столицы книг. Есть сложности. Постараюсь уловить момент, чтобы их не перекупили. Похоже, за этими редкими текстами для вашей коллекции охотятся и другие любители старины. Действую по обстоятельствам». И подписал «Е. Пенсатти». Положил ключ к шифру в поясную сумку, чтобы потом выкинуть, и под пристальным взглядом служащего, который так и норовил заглянуть в текст, запечатал конверт и надписал его. «Биртола, Таксим, до востребования Н. Диркелю». Заплатил в окошко серебряную марку и с чувством выполненного долга вышел на проспект.
Прямо от почтамта, что располагался неподалеку от гостиницы «Башня» от проспекта Рыцарей отходило две улицы. Одна вела в сторону южных ворот города и наверх, на скалу, вдоль крепостной стены, огибая ту самую распивочную, где детектив впервые встретил страдающих от похмелья после ночного праздника студентов, вторая пересекала проспект под прямым углом. Не желая возвращаться в контору, по ней, от нечего делать, и пошел детектив. Поднялся по склону холма, прошел мимо высокой глухой стены с окнами под самой крышей, миновал узкий темный проезд с высокими домами и черную отвесную скалу, у основания которой, в старых потернах, были утроены какие-то склады и рядом стояли телеги. Через перекресток он сошел с этой улицы, свернул в какой-то переулок на север и направился напрямик по какой-то узкой кривой, зажатой серыми стенами кварталов идущей под уклон, к морю, дороге, в ту сторону, где, по его мнению, располагалась улица Зеленого Мола, и стоял дом Тильды Бирс.
Лил дождь. Вода бежала под уклон, прибивала к мостовой дымы курящихся во дворах очагов и печей. Здесь, в предпортовых кварталах, постройки были намного ниже, чем в центре. В тесных дворах, опоясанных по периметру двух и трехэтажными домами как стенами крепостей, под темными арками, под навесами, под низкими кирпичными сводами полуподвальных помещениях стояли наковальни, верстаки и котлы, работали цеха и мастерские. Гулко и мерно стучал пружинный молот, эхом отдавались удары топора и визг пилы. Тут, в этих дворах, делали все, что было необходимо для города и окрестностей. Колеса, бочки, снасти для рыбной ловли, мебель, краски, ткань и мыло. Резали обсидиан, камень, кость, янтарь и дерево. Травили и плавили свинец и медь. В домах жили мастеровые, рыбаки, наемные рабочие и их семьи. Не обращая ни малейшего внимания на дождь, по лужам бегали чумазые, веселые и свободные дети. То там, то тут возвышались груды ящиков, бочек и бревен уже привезенные к зиме, сгруженные на улицах, но еще не внесенные на склады и во дворы. Словно охраняя их, чтобы не растащили соседи, рядом на ступеньках домов, на скамеечках, на бревнах, сидели, вели свои беседы, задумчиво курили, глядели на дождь и бегущую под уклон мостовой воду, старики.
Неподалеку от дома Тильды Бирс, прямо во дворе пыхтела, выбрасывала густые клубы дыма установленная на телегу паровая машина, откачивала воду из затопленного подвала, выливала ее тут же на улицу. Под уклон к морю бежали мутные потоки воды. Усатый кочегар бросал в топку уголь, тощий чумазый мальчишка — его помощник, наверное сын, открывал и закрывал дверцу, чтобы не выпускать жар из печи. Посмотреть на работу помпы собралось много взрослых и ребятишек.
Перед самой аркой ворот дома номер три, стоял знакомый сине-золотой экипаж. Детектив нахмурился, но все же решил зайти.
— А, Марк, вот и вы! — радушно приветствовал его Эрсин. Он сидел, развалившись на скамеечке под навесом в углу дома, где была дверь в парадную Тильды Бирс. Его нарядный вид совершенно не сочетался с устроенной рядом, отгораживающей угол двора поленницей корявых дров и подозрительно озирающимися мокрыми вывалянными в грязи курицами, воровато клюющими из бадьи. Облокотившись спиной о выщербленную каменную стену, Поверенный сидел, положив ноги в модных высоких сапогах с острыми, подкованными золотом носками на березовый чурбак, курил трубку с длинным чубуком и яркой лампочкой, почти как у принцессы Вероники. Перед ним, на низком самодельном столике из серых необструганных досок и куска рябой, подмокшей, фанеры, стоял начищенный до блеска самовар, пыхтел паром и дымом не хуже недавно виденной детективом паровой машины.
