Полет Жирафа - страница 16
Они резвились, как дети, которые от этого могли появиться в любой момент, играли в прятки, которые Корова называла жмурками, потому что жмурилась она замечательно, а спрятаться никак не могла. А Муравей прятался просто великолепно.
Они играли в перегонялки, и муравей всегда Корову перегонял, забираясь на самый кончик её носа, и торчал вперед, а Корова вся торчала назад, и как бы быстро она ни неслась, она не могла перегнать кончик своего носа.
Муравей гулял по Корове, как по парку или проспекту, забредая в самые отдалённые места. У Коровы много отдалённых мест, потому что вся она состоит из больших расстояний. И, конечно, ей было щекотно, от муравья всем щекотно, некоторые так и валятся на землю от смеха, создавая у муравья впечатление, что он такой большой юморист, балагур, душа общества. И Корова падала на землю и визжала:
— Перестань, противный! Перестань, хулиган! Что ты себе позволяешь?
И всё у них могло бы быть хорошо, и Муравей женился бы на Корове, и у них на свадьбе гулял бы целый муравейник козлов и целое стадо мух, и после свадьбы они уехали б на корове, — нет, улетели бы, пускай думают, что хотят, — в свадебное путешествие, и Корове было бы не тяжело нести на себе Муравья, потому что любимого нести не тяжело, даже любимого слона нести на себе не тяжело, и у них была бы здоровая, дружная семья, и они были бы счастливы, и дети их были бы счастливы, и внуки их были бы счастливы, и все, все у них в семье были бы счастливы…
Если б не этот проклятый национальный вопрос.
Двое на скамейке. Вечер.
Неспешный, задумчивый разговор.
ПЕРВЫЙ: Разделённая любовь со временем делится на расчёт и привычку, и лишь неразделённая способна себя сохранить.
ВТОРОЙ: И как вы её сохраняете?
ПЕРВЫЙ: Мне помогает одна женщина. Потом другая женщина. Они у меня не задерживаются, но если б не приходящие женщины, как бы мы сохраняли непреходящую любовь?
Плач по несбыточному
Один Заяц очень хотел стать медведем. Начитался, что перед каждым открыты пути. Ну, а если открыты, то почему не стать? Заодно по этому пути можно уйти от Зайчихи к медведице.
Приходит к Медведю.
— Мишаня, расскажи, как ты стал медведем.
— Медведем? — призадумался Медведь. — Я уже и не помню. Такое ощущение, что я всегда был медведем. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Что-то у меня с памятью.
Заяц говорит:
— Понимаешь, хочу стать медведем. Сколько можно в зайцах ходить? Медведь — это как-то солидней, крупней по большому счёту
— Я бы тоже не прочь стать медведем, — говорит Медведь, — но, боюсь, у меня не получится.
— Почему?
— Потому что я уже медведь, — сказал Медведь и заплакал. Видно, очень ему хотелось стать медведем.
Глядя на него, и Заяц заплакал. От сострадания. Ему-то, зайцу, хорошо, он ещё может стать медведем. А Медведь не может. Перед ним в медведи отрезаны пути.
Но за себя Заяц радовался, и слёзы сострадания к Медведю мешались у него со слезами радости за себя.
Стал он утешать Медведя:
— Ты не переживай, может, обстановка переменится, и ты сможешь стать медведем.
— Нет, не смогу я, — плакал Медведь.
— Ну почему, почему?
— Потому что я уже медведь.
И что это в мире делается? — думал Заяц. — Уже медведю медведем стать нельзя. Кому-ж ещё становиться медведем, как не медведю?
И поехал Заяц домой, горюя и радуясь.
Пришёл — и прямо с порога:
— А у меня, жена, радость. Собираюсь медведем стать.
— Медведем? — ужаснулась Зайчиха. — Этим толстым? Мохнатым? Неповоротливым? Только попробуй стать медведем, можешь домой не приходить.
Она бы предпочла, чтоб он стал горным козлом. Она давно на горных козлов заглядывалась.
— А ты о семье подумал? — продолжала Зайчиха. — Станешь медведем, мы тут все будем лапу сосать. Он же по полгода спит без просыпа.
А тут и Ворона постучалась соли одолжить.
— Вы чего, зайцы, такие кислые? Опять муженёк дома не ночевал?
— Хуже, — говорит Зайчиха. — Он, видишь ли, в медведи наладился. Заляжет на полгода, а мне детей поднимать.
— С кем заляжет? — подкинула Ворона.
— С кем хочет, только не со мной. Чтоб я с медведем жила? Не будет этого!
А Ворона умная была — ух! От её ума все мужья поразбегались. И сказала Ворона:
