И напоследок — он выглядел совершенно изумительно, когда был пьян.
— Выходите за меня.
Он, казалось, не очень изменился, протрезвев. Рейвен повернулась и оглядела его, высокого, темноволосого и красивого, стоящего в дверях кухни. Джинсы, решила она, превосходно подходили ему. На самом деле, если бы они подходили емуеще лучше, на улице на него бы толпой накинулись бешеные женщины.
Рейвен проигнорировала слабость в коленках так же, как проигнорировала ее, когда он появился в одном полотенце.
— Кофе там, — сказала она. — Наливайте. Завтрак готов.
Джош пошел за кофе, очевидно не тронутый этими постоянными отказами.
— Вам нужен кофе, чтобы начать день? — с интересом спросил он. — Мне нужен.
Поставив две полные тарелки на чистый дубовый стол, Рейвен пробормотала:
— Тогда, возможно, вы скоро образумитесь.
Это прозвучало не очень обнадеживающе.
— Сейчас я разумен, — сказал он, отодвигая для нее стул.
Смущенная, Рейвен села скорее поспешно, чем грациозно. Она, конечно, встречала мужчин с хорошими манерами, но вот чтобы зазавтраком?
Он поставил на стол кофе для них обоих, затем тоже сел.
— Так скажите мне, почему мы находимся в квартире, которая не является вашей? — непринужденно спросил он.
Рейвен мгновение вглядывалась в его теплые синие глаза, потом начала есть.
— Мы здесь, — сказала она, — потому что я живу тут, пока мои друзья находятся на Восточном побережье. Вы здесь, потому что в единственном документе, который был при вас, не нашлось вашего лос-анжелесского адреса. Вы даже не носите с собой водительские права, только визитные карточки с вашим именем и номером телефона.
Джош не сказал ей, что редко нуждался в любых других документах, удостоверяющих личность.
— Я здесь проездом, — объяснил он, с видимым наслаждением набрасываясь на еду.
— А вы откуда? — спросила она, удивляясь собственному любопытству. Было ли это вызвано желанием избавиться от него? Или понять этого удивительно пылкого, совершенно очаровательного мужчину?
— Я провожу большую часть времени в Нью-Йорке. А вы? Уроженка Лос-Анджелеса?
— Нет, — сказала она. — Где вы остановились?
— В отеле. Так откуда вы?
— С Восточного побережья. В каком отеле?
— В центре города. Откуда именно с побережья?
Защита и нападение.
Рейвен сдержала смешок и спокойно сказала:
— Я родилась в цыганском таборе в Румынии, не считая того, чтона самом деле я была дочерью барона, украденной цыганами. Видите ли, он вышвырнул их со своей земли, так что они решили отомстить, украв меня. Но у них уже было слишком много голодных ртов, так что они продали меня ирландцу, которому нужна была танцовщица в кабаке. Потом, однажды, когда я танцевала в баре, туда забрел греческий судовой магнат и предложил мне работать мишенью метателя ножей в его цирке. Ирландец не хотел продавать меня, поэтому грек купил кабак со всем содержимым, включая меня, и увез в Лондон, а потом в Штаты. Целый год я увертывалась от ножей, пока метатель по ошибке не попал мне в левое ухо, и я убежала. Я оказалась на речном судне на Миссисипи, где беспутный игрок учил меня жульничать в карты и хорошо выглядеть в перьях. Но оказалось, что у меня аллергия на перья, и мой нос явственно подрагивал всякий раз, когда я тасовала колоду. Так что я оставила это и стала гидом, проводящим экскурсии на дно Большого каньона верхом на мулах. После трех поездок у меня случился приступ головокружения, что положило конец моей работе. Потом я запрыгнула в товарный поезд, направлявшийся на запад, и влюбилась в Лос-Анджелес с первого взгляда. Оказалось, что тут нет большого спроса на танцовщиц в барах, на мишени для метателей ножей, бездарных игроков с аллергией на перья или ездоков на мулах, так что я стала компьютерным программистом в IBM.
Джош разразился смехом.
Рейвен, говорившая очень быстро, пока плела рассказ из воздуха и живого воображения, глубоко вздохнула, глотнула кофе, затем мягко спросила:
— А какой былаваша жизнь?
— Скучной по сравнению с вашей, — сказал он ей.
— Вы хотите сказать, что не собираетесь сообщать мне никаких подробностей? — хмыкнула она. — После того, как я обнажила свою душу и подверглась вашему жестокому осмеянию?
