Да, мой папа был как тот купец из сказки про аленький цветочек: он всегда и всем привозил диковинные вещи. Я видел его настоящим волшебником, и путешественником, и разведчиком-воином. Именно поэтому я всегда так сильно хотел, чтобы он взял меня с собой. Ну или хотя бы подольше побыл со мной рядом, просто рассказал бы о чем-нибудь.
И вот однажды я узнаю, что мой папа опять собирается в путешествие. На этот раз он ехал в неведомое место под названием Германия. По тому, как все волновались и готовились к той его поездке, я понял, что дело явно сложное, а значит, интересное. Деталей не помню, но к моменту отъезда в нашей комнатке размером с собачью конуру (мы все еще жили в крошечной коммуналке вместе с соседкой) появился даже мой дядя. Ну уж раз его вызвали на проводы, значит, точно должна быть удивительная поездка! А может, страшная и смертельно опасная, с погонями, перестрелками и даже путешествием на подводной лодке через два океана, как у капитана Немо…
Как же я просил папу, чтобы он взял меня с собой… Умолял, обещал все на свете делать. И ладно бы мне просто сразу отказали, но нет: ответ был какой-то туманный, в стиле «нуможетбыть». Обнадежили. Накануне папиного отъезда я весь вечер сидел с ним рядом, не отлучаясь ни на секунду. А взрослые весело выпивали за столом, отмечали неслыханную удачу. Папа получил распределение по службе в Германию. На пять лет (редкое в советском мире везение). Ну и пусть, что служить придется за колючей проволокой в закрытом военном городке, зато – там. Все равно иногда будет получаться выходить «за границу». Я тогда не понимал этой радости и воодушевления, только чувствовал, что папа уезжает. Уезжает надолго. И меня волновало в тот вечер только одно: утром он должен взять меня с собой.
Беседы закончились, стали стелить постели, кому-то на полу, кому-то на диване. Непростая задача – разместить трех взрослых и ребенка на шести квадратных метрах, половина из которых занята платяным шкафом. Я, конечно, хотел лечь с папой. Причин было две: во-первых, мне и правда хотелось спать рядом, во-вторых, так я его точно утром не упущу. Но меня положили вместе с дядей Володей, потому что с папой легла мама, а для меня места уже не осталось. Дядю я любил тоже и согласился потерпеть без папы (всего-то одну ночь). Лишь бы он меня не забыл взять с собой.
Утром, когда я открыл глаза, постель напротив оказалась пустой. Смятое одеяло, простыня, подушка, которая хранила еще форму папиной головы. Но его самого не было.
Дядя еще спал, но проснулся тут же, потому что мои рыдания были громкими и безутешными. Папа уехал. Он уехал один. И не взял меня. Бросил, а сам уехал. Страшное горе. Я не мог успокоиться долго, очень долго.
Меня, конечно, пытались отвлечь, но одна фраза, которая, по задумке взрослых (кажется, это сказал дядя), должна была меня успокоить, оказалась роковой. Дядя сказал: «Олегден (он звал меня всегда разными смешными именами), да ты брось плакать. Знаешь, папа тебя не взял, потому что ты ночью не с ним уснул, а со мной. Просто обиделся немного и не взял тебя поэтому». Утешительно, да? Получается, папа уехал один из-за меня, из-за моего поведения! Я долго клял себя за то, что согласился в ту ночь спать с дядей. И дядю за это винил тоже.
Итак, папа уехал. Он отправился готовить нашу жизнь на новом месте. За три месяца нужно было сделать многое: получить и обставить квартиру до смешного нехитрым и небогатым скарбом (кровать, шкаф, тумбочка, кухонный стол и пара стульев – все), потом выбить газик, чтобы встретить жену с сыном на вокзале в Берлине, отвезти жену и сына, который не переносил качку и запах бензина, в новый дом (с десятком остановок, потому что малыша постоянно выворачивало наизнанку и никто с этим ничего не мог поделать). Я не помню, обрадовался ли, когда увидел папу на вокзале в Берлине. Не могу сказать даже, долго ли тянулись эти три месяца ожидания. Помню только то самое страшное утро в моем детстве, когда папа, который дал надежду на то, что возьмет меня с собой, утром исчез. Не взял и даже не попрощался. Я не виню его. Просто мне – тогда четырехлетнему мальчику – было очень больно. Мне до сих пор больно вспоминать то утро. И я стараюсь не вспоминать его.
