Полдетства. Как сейчас помню… - страница 6
Час я торчал в очереди, потом наполнял все емкости, какие у меня были с собой, под взгляды недовольных соседей, сглатывающих мучительные сухие комки и ласкающих взглядами квасную струю, выбивающую пену в моих банках. «Он чего там, всю бочку хочет скупить? По две емкости в руки, а этот уже три берет!» Разное, в общем, ворчали, но я все равно брал столько кваса, сколько было банок и бидонов, а в конце просил еще и для себя кружечку. Не всегда, правда: важно было поскорее донести ценнейший напиток до нашего рокочущего холодильника и охладить его.
А потом в коридоре раздавался звонок, ради которого все и затевалось. И появлялся папа. В промокшем от пота кителе на спине, с круглым влажным пятном на фуражке, сухой, черный от загара, окруженный ароматом дальних странствий и приключений и с теплыми большими ладонями, которыми он обнимал меня. И всех остальных тоже, но я помню себя… Мама закрывала рот руками – ой, высох-то весь как! А папа уже искал глазами – ну где же! И кто-то подносил ему первую маленькую (литровую) банку с квасом. И он, кажется, выпивал ее всю тут же, в прихожей.
Потом он раздевался, снимал многострадальный китель, рубашку, шел в ванную и долго – до-о-ол-го-о-о – стоял под холодным душем. Папа не раз повторял, что жара страшнее холода, потому что от холода можно спастись одеждой, костром, теплым домом, а от жары скрыться некуда. В моем детстве кондиционеры были не нормой, а исключительной редкостью, да и не работали часто, поэтому, поверьте, он был прав. А на улицах Байконура (и в космосе, куда папа, без сомнений, летал не раз, хоть и не признавался) никаких кондиционеров вообще не было.
Вечером мы все сидели на кухне. Папа допивал остатки кваса, весь в испарине, причмокивая. Мама смотрела на него, пока он делился новостями (за три месяца их оказывалось не так уж и много, но на целый вечер хватало). Потом он растягивался на кровати перед телевизором, где показывали неважно что, а я пристраивался рядом и забрасывал на него ногу, как бы обнимая и одновременно показывая – мое. Теперь, когда мои дети проделывают то же самое со мной, я понимаю, что ему было не очень-то удобно, но детские ноги все равно с себя не сбрасываю: пусть лежат, главное, чтобы детям было хорошо, а вырастут – тоже поймут.
К вечеру весь квас в доме заканчивался, и папа удовлетворенно, но с сожалением отмечал – квас кончился. А это означало, что утром один маленький мальчик снова отправится в очередь – за квасом для папы.
Самое горькое утро
Мой папа, которого внуки называли дедушка Диди, для меня был не просто папой. Когда я был маленьким, то точно знал, что он настоящий разведчик. А может быть, космонавт. И точно йог. Это все – его главные работы, а то, что он военный и утром уходит куда-то и вечером приходит домой уставший, – это только прикрытие. На самом деле он спасает страну и людей каждый день, оттого и усталый к вечеру.
Как я узнал, что он не тот, за кого себя выдает? Не знаю, узнал – и все. Может быть, я уже тогда был внимательным и отслеживал какие-то мелочи. Ну вот, скажем, много ли военных, когда они не на войне, ходят по городу с пистолетом? С настоящим тяжелым боевым ТТ? Понятное дело, что немного, – а мой папа ходил. Тут и глупый енот бы догадался: это потому, что он настоящий разведчик. И пистолет ему нужен, чтобы отстреливаться от врагов. А если он уезжал куда-то, якобы в командировку (ха-ха!), то на самом деле (я знал!) он в это время сидел в какой-нибудь заснеженной землянке в партизанском отряде. Так было все мое раннее детство. Иногда папа менял профессию, становился капитаном и ходил к дальним островам. У него даже была черная шинель, хотя черные есть только у моряков, а на суше у всех серые. Но у папы была черная, потому что так надо было для специальных секретных морских дел.
Из своих поездок дедушка Диди, а тогда просто мой папа, привозил разные диковинные вещи. Часто это были листья невиданных деревьев, или шишки из далекой тайги, или веточки с Балтики, или засушенные, но еще пахнувшие настоящей пустыней травинки. Маме он однажды привез две огромных коробки тюльпанов на коротких жестких ножках. Привез с Байконура, где работал космонавтом (хотя это уже другая, более поздняя и совсем уж секретная история). Не знаю, как передать восторг от соприкосновения с неведомым и головокружительно волнующим – запах трав из далеких чужих земель… Потом я долго бережно хранил эти травинки, пока они не начинали осыпаться и крошиться, но даже тогда они пахли!
