– Кончился карандаш, – Танка обреченно пошарила под заляпанной скатертью.
– Кончился? Эх, сорока, не могла карандаш найти, пока с Марком своим гуляла? Уж чего-чего, а карандашей-то у нас всегда навалом…
– А завтра боги приедут, карандаш привезут, – не растерялась Танка.
– Ну да, конечно… Вот, посмотрят на Танку, скажут, вот, нехорошая Танка, не учит ничего, карандаш отцу найти не могла… и уедут боги…
Танка хотела испугаться, посмотрела, что отец улыбается, сама засмеялась. Огонь медленно догорал, уже не было видно карандашных строчек, да и силуэт отца едва-едва виднелся в углу комнаты. Легкий ветерок хлопал ржавыми листами, укрывающими крышу, шуршал бумажками и ошметками, в изобилии покрывавшими землю. И вся земля здесь была вот из таких бумажек и ошметок, это была – земля, кормилица…
– А Конец Света будет? – тихонько спросила Танка.
– Может, и будет, – отец задумался, – правильно говорят, есть предел божьему терпению, вот, посмотрят на все грехи наши, да и сметут нас с лица земли. А то что творится-то, дети родителей не почитают, люди неправду говорят, друг другу из-за цветной тряпки завидуют… Хорошо хоть воровать разучились, про убийства я и не говорю уже… А все равно грехов-то достаточно… Вон, говорят, в какой-то город приезжали боги, даров богатых людям оставили, и говорят: уходите, говорят, отсюда, скоро прогневаемся, уничтожим всех вас…
– Страшно, – призналась Танка.
– А что страшно, по совести жить надо, вот и не страшно будет, – отец задул робкое пламя, – спать давай ложись, платье-то назавтра приготовила?
Танка робко переминалась с ноги на ногу перед домом Марка – сегодня она подошла совсем близко к дому, потому что в суете и неразберихе ее все равно не заметят. Все спешили, женщины второпях латали замызганные юбки, цепляли разбитые брошки, серьги – серьги были целыми, только на каждом ухе разная. Мать Марка ушла из дома еще рано утром, теперь можно было стоять перед нагромождением щитов и досок, ждать, ждать.
– А вы, барышня, к Марку, да? – послышался сзади хриплый каркающий голос. Танка обернулась, посмотрела на мужчину в выцветшей куртке, почувствовала, что краснеет. Она так хотела остаться незамеченной. Как будто здесь это было возможно.
– З-здравствуйте… А вы его отец, да?
– К вашим услугам… барышня, – он приподнял несуществующую шляпу, – ну пройдем, что ли, посидишь тут, пока Марк придет, он матери там что-то поднести должен, а потом вернется. Вот, чаю выпей, хороший пакетик, его раза два заваривали, не больше… Карамельки тут…
– Ой, ну что вы, неудобно прямо, – Танка смутилась.
– А что неудобно, я же магнат, я же стекло сдаю, мне этих карамелек купить раз плюнуть, – он засмеялся, показал черные зубы.
– А… вам там за стекло карамельки дают? – набравшись храбрости, спросила Танка.
– Не, девочка, за стекло мне бумажки дают цветные, а за бумажки там уже все… Карамельки, тряпки, покушать что. вон, жене молоко приношу, она же хворая…
– Это в Городе Богов, да? Вы были… в Городе Богов?
– Нет, девочка, это не в городе… В город-то кто нас пустит, там кордоны… А под городом там домик стоит, стекло в нем берут, жертвоприношение такое… Отдашь им стекло, они тебе бумажек надают, а там и на рынок, а на рынке все, все… Что покушать, что надеть, карамелек вон принести, лекарства, ежели болеет кто… Тут, главное, про дом свой не забывать, а то был у нас один, Митька, он как в город попал, как бумажек за стекло получил, так и сорвался…
– В пропасть? – испугалась Танка.
– Ну, считай, что в пропасть. Пить начал, деньги-то есть, что бы не напиться… Дома жена его била, била, что он в Город Богов ушел, ничего не принес… А он все за свое, как в город, так пить… Жена его выгнала, а ему уже на все плевать, кроме водки и не видит ничего. Так и пропал Митька, в Город пошел и пропал. Боги его покарали. Боги, они такие, все видят. Тут же раньше сколько городов было, все повымерли – там, где люди спиртяку из земли гнать начали… Так что дрянное это дело, пить-то…
– А Богов вы видели?
– Видел. Сторонятся они нас, боги, не любят нас боги. Помню, у них там дом на колесах был, сам по себе ездил. В дом заходишь, бумажку цветную даешь и катаешься. Так я зашел, меня прогнали. Как только пронюхали, что я не из Города Богов.
