«… сегодня, без пяти пополудни. Скажи герцогу д'Альберу, пускай пришлёт арбалетчиков».
«Информацию жду до завтра. И будь любезна уложиться в срок».
«Бельгийцы вконец обнаглели. Ты уже читала ноту, надеюсь? К вечеру подготовь меморандум. Обломаются. Накидаем им паровоз с прицепом».
«Сделку с иранским купцом ратифицирую. Пускай…»
Я механически выключаю прослушивание. До меня ещё не доходит. Я ещё не могу связать воедино то, что услышал. Я…
Мир перед глазами плывёт. Задыхаюсь. Хватаю воздух открытым ртом. Ощущение такое, будто саданули со всей дури ломом под дых. «Накидаем им паровоз с прицепом. Паровоз с прицепом. С прицепом!!!»
– Капитан, что с тобой? Капитан!? – кричит откуда-то из другого пространства Артём.
Мир перестаёт плыть и замирает. Это совпадение, орёт, надрываясь, кто-то во мне. Дурацкое совпадение. Мало ли кто употребляет в речи этот прицеп.
Никакого совпадения, внезапно осознаю я. Никакого. Андрюхин. Отличный друг и верный товарищ. Безотказный. У которого всегда можно перехватить до получки. Непьющий и некурящий. Работающий, как стадо волов.
Тогда в машине он сказал… Чёрт, как же он сказал. «Видал таких, как она. Типичная истеричка и стерва». Но он ведь не видел Настю. Не знал, о ком идёт речь. Он слышал только фамилию и имя, их назвал Виктор.
Получается, что знал. Знал, кто такая Маркова Анастасия Викентьевна. Видел её воочию в том безлюдном месте, о котором говорила Настя. И знал, что у неё остались его сообщения. Поэтому, убив её, уничтожил всю электронику. А предварительно позвонил мне, убедился, что я дома. До этого, наверняка, названивал целый день, проверял. И как только положил трубку, отправился к ней. Сказал, что от меня, помахал удостоверением «Антивирта» в дверной глазок.
– Валенок, да что с тобой? Валенок! – кричит Артём. Я не обращаю внимания.
Постепенно прихожу в себя. Мне не поверят, отчётливо понимаю я. Допустим, я скажу шефу. И что? Обезличенный голос на диске – не доказательство. В конце концов, на нём может быть записан кто угодно. Ночной звонок тоже не доказательство. Не говоря о случайно оброненной фразе. Шеф попросту поднимет меня на смех. Или позовёт Андрюхина и попросит пересказать при нём. Его слово против моего. И всё.
Андрюхин улыбается мне с фотографии не стене. Мы стоим рядом, касаясь друг друга локтями, радостные, возбуждённые. Снимал шеф, праздновали десятилетие «Антивирта». Друзья-соратники…
– Да очухайся ты уже, чёрт возьми!
Какое-то время оцепенело гляжу Артёму в глаза. Затем рассказываю ему. Рассказываю всё. Служебная тайна. Какая, к чертям, тайна. С кем. От кого…
– Красавчик, – говорит Артём, разглядывая фотографию. – Это, значит, и есть товарищ Сталин. Надо же… Андрюхин, говоришь? Его надо грохнуть.
– Что!!!?
– Что слышал. Грохнуть. Спустить. Замочить. Называй, как хочешь. На барахолке можно легко взять левую пушку. По дешёвке. Ах да, у тебя же должна быть служебная.
– Ты спятил?
– Это ты спятил, Валенок. Твоего дружка надо грохнуть, ты понял?
Я жалею, что сказал ему. Хотя бы потому, что он прав.
– Ты как себе это представляешь? Я пойду и пристрелю его? Человека, которого называл другом? Тем более что всё это может быть совпадением.
– Эх ты, Валенок, – говорит Артём. – Его надо грохнуть по-любому. Даже если совпадение, даже если это не он. Что, не понимаешь? Его жизнь по сравнению с тысячами других.
– Понимаю, – говорю я тихо. – Понимаю. Только я не смогу.
– Ясно, – он усмехается криво. Как тогда, в палате реабилитационного центра. – Я, в общем-то, так и думал.
Он встаёт и двигается на выход. Останавливается в дверях и говорит насмешливо:
– Валенок, – и захлопывает дверь.
Я остаюсь один. Его надо грохнуть, сказал этот мальчишка. Грохнуть. Даже если совпадение. Даже если это не он. Я не смогу. Я – не смогу. Не смогу!
Через три дня Андрюхина хоронили. С почестями, венками от друзей и залпами из табельного оружия. Меня, впрочем, на похоронах не было. Я находился в это время в тюрьме. В следственном изоляторе.
– Свидание полчаса, – говорит сержант и отпирает зарешёченную дверь.
Он сидит, ссутулившись и низко опустив бритую голову. Тощий, едва не дистрофик.
