— И как ваши успехи? Выбрали?
Начальству никогда не нельзя говорить нет, оно этого не любит. Поэтому я сказала то, что остается:
— Да. Обоих, — и, видя удивленно вздернутые брови начальницы, добавила: —Думаю, нам необходимо расширить эту должность до двух мест. Пусть один работает в дневную смену, а другой в ночную. А то ночью никто тележки не собирает…
— Вот как? — неизвестно чему обрадовалась начальница. — То есть вас, Колыванова, не устраивает утвержденное штатное расписание? То есть вы, Колыванова, считаете себя умнее начальства? Мило! Знаете, мне придется донести это до вышестоящего руководства. А вы пока идите, Колыванова, дорабатывайте.
Я вернулась на рабочее место, понимая, что быть ему уже завтра пусту. Говнюки, скорбно шевеля ложноусиками, приволоклись следом. Я посмотрела на них и подумала: ничего себе дела — и начальницу разозлила, и сама под увольнение попала, а что с ними делать, так и не придумала.
— Укажите в графе «Предполагаемая зарплата» сумму, на которую вы согласны работать, — решила, отброшу самого жадного.
Говнюки схватили ручки, вычерчивая на бумаге синхронные круги, написали одну и ту же цифру. К слову, вполовину меньшую указанной в штатном расписании. Все, я сдалась. И, как оказалось позже, сделала свой единственно правильный выбор в жизни.
— Сдайте мне ваши трудовые и по две голографии — вы приняты. Рабочий день шесть дней в неделю по девять часов. Обеденный перерыв — час. Начало в девять ноль-ноль.
Я расписалась в их книжках и оформила два пропуска, понимая, что подписываю собственный волчий билет. Решила еще, что сейчас реветь не буду, потерплю до дома. И тут один из говнюков сказал, трепетно прижимая к груди пропуск:
— Нас простить, госпожа Колыванова. Мы должен вам признаться.
— Ю-ю, признаться, — пристыженно заморгал восемью глазками второй. — Объяснять доступный вашему пониманию пример, мы батарейка.
— Он минус, я плюс. Вместе — генерация событий. Госпожа Колыванова не выбирать, мы управлять событиями.
— Ю-ю, как нам выгодно. Только я плюс, он минус. Вместе батарейка. Потому монета прилипать, а мама телефон забывать.
Туг я не выдержала и выругалась:
— Вот свиньи! Сказали бы сразу, что все за меня уже решили, я бы и не мучилась!
— Не все, госпожа Колыванова, — защелкали они хитином. — Госпожа мочь выкинуть обоих. Но она добрая, она не выкинуть. Она обоих взять и дать нам пропуск в жизнь на эта планета.
— Мы для вы благодарны и готовы выкупить своя вина. Госпожа скажет только свой выгода.
— Ю-ю, своя желание.
Тут я совсем размякла от их сочувствия и брякнула, ни на что не надеясь:
— Да какое у меня может быть сейчас желание? Только одно: пусть не уволят, — и разревелась, не дотерпела-таки до дома.
Говнюки дружно протянули мне салфетки и хором ответили:
— Не уволят!
Через полчаса уволили начальницу. Ее звонок руководству вдруг вызвал бурю, которая обрушилась на ее же голову. Оказалось, что на блуждающие по нОчам без присмотра тележки давно валятся в дирекцию жалобы, и моя отмазка про посменных разгрузчиков вдруг стала свежей и актуальной идеей. Начальницу выбросили, как обгадившегося в гостиной щенка, а мне достался ее кабинет, ее настенный календарь и ее оклад. Мама, кстати, этого поворота событий не одобрила: она всегда считала, что генетической выбраковке не следует слишком высовываться. Ну, не суть.
Через полгода я перевела говнюков из развозчиков тележек в собственные заместители — по-очередной новой должности мне полагались два зама. А еще через год мы с ними заняли кресло директора космопорта. Говнюки стремительными темпами тащили меня вверх по служебной и социальной лестнице, как флаг, пока не водрузили на самой вершине, спросив однажды:
— Госпожа Колыванова желает баллотироваться на пост президента объединенной Земли или нет?
Я подумала, подумала и спросила:
— А что-нибудь третье есть? Могу я, скажем, баллотироваться на пост королевы?
Мне-то самой с детства больше всего хотелось носить бархатные платья и золотую корону. Кстати, где моя корона? О, под скамейку закатилась. Пыльная какая! У вас тряпочки не найдется? Мерси.
