и, успешно сдав экзамен Eleven Plus, поступил в ливерпульский институт, располагавшийся между соборами римско–католической и англиканской церквей. Там же находились все основные достопримечательности города — включая университет, открытый в 1878 году на месте приюта для душевнобольных, и областной художественный колледж.
До сих пор Пол показывал хорошие результаты практически по всем предметам. Особенно ему удавались сочинения — выполняя домашнюю работу, он параллельно пытался экспериментировать с прозой и поэзией (цель этих поисков была известна только ему одному).
Само собой разумеется, что он преуспевал и на уроках музыки. Хотя Пол не так уж быстро читал с листа, он вскоре получил в школе такую же известность за музыкальные способности, как, скажем, главный хулиган или капитан школьной футбольной команды — за свои таланты. Однако попытка освоить игру на трубе, которую ему дал отец, окончилась, скажем так, не совсем удачно — возможно, его с первых же уроков по самоучителю оттолкнул непривычный способ звукоизвлечения.
«Гитары еще не вошли в моду, — вспоминал Пол. — Наибольшей популярностью пользовались трубачи».
Даже в Ливерпуле считалось почетным дуть в трубу на Remembrance Day (день памяти погибших в Первую и Вторую мировые войны — отмечается в воскресенье, ближайшее к 11 ноября, дню заключения перемирия в 1918 г. — Прим. пер.) в составе духового оркестра в Центральном парке — на севере Британии это явление было гораздо более распространенным, чем в других регионах.
Однако если Mineworker's National Brass Band Contest (Национальный конкурс духовых ансамблей) проходил в Блэкпуле, то Эдди Кэлверт, самый популярный трубач в Британии, был родом из расположенного неподалеку Престона. Добившись успеха еще в тридцатых годах, Кэлверт показал всем, на что он способен, заняв первую позицию в чартах NME с сентиментальной «Oh Mein Papa», записанной в студии EMI на Эбби–роуд, в двух шагах от Lord's Cricket Ground.
Популярность Эдди была настолько велика, что в Daily Express появилась карикатура Гайлза, на которой был изображен престарелый классический музыкант с трубой под мышкой, окруженный толпой подростков, жаждущих получить автографы; место действия — Эдинбургский фестиваль. Трое остальных участников ансамбля стоят в плохом настроении поодаль.
— Как он это делает? — вопрошает виолончелист.
— Подписывается «Эдди Кэлверт», вот как он это делает!
Что может быть более красноречивым показателем славы, чем карикатура, нарисованная Карлом Гайлзом? Молодого Пола Маккартни тоже не оставляло равнодушным творчество Кэлверта («…я не мог петь, одновременно играя на трубе, а я хотел петь»). Это желание появилось у Пола в известной мере благодаря тому, что, пока его голос не подвергся ломке, он пел в церковном хоре в соборе Св. Барнабаса недалеко от Пенни Лэйн, в пригородах, которые можно было отнести скорее к сельской местности, чем к городу.
Облаченные в сутану, жесткий воротник и стихарь, Пол и Майк голосили на трех службах каждое воскресенье и, если требовалось, на венчаниях и в ораториях в день св. Сесилии. Еще до того, как огрубел его голос, Пола назначили главным певчим. В его обязанности теперь входило нести крест, в то время как священник и хор шествовали к ризнице и обратно. Он также тушил алтарные свечи после общей исповеди, проходившей во время заутрени. Те песнопения, которые были для Пола новыми и понятными в девять лет, к тринадцати стали заученными до автоматизма и не представляли для него никакого интереса. Как и любой сообразительный подросток, он задавал себе вопрос: зачем взрослые причащаются? Были ли еженедельные признания и благодарения Господу направлены на то, чтобы смягчать Его комплекс неполноценности, утолять Его жажду к восхвалениям, или должны были служить духовной защитой молящихся в их следующей жизни?
Тем не менее в 1953 году Пол без лишних разговоров последовал совету отца попробовать поступить в Ливерпульский кафедральный англиканский хор. Еще одним претендентом на вакансию в этом хоре был Джон Чарльз Дафф Лоу, одноклассник Пола в институте. Много лет спустя Лоу наткнулся на
