Позднее, читая протокол заседания Совета от 15 марта, она собственноручно напишет на полях: «Не менее нам необходимо иметь в своих руках проход из Азовского в Чёрное море, и для того об нем домогаться надлежит».
— При таком соглашении, естественно, должно быть поставлено условие о свободной сухопутной и водной торговле, — добавил Панин.
— Это приложится само собой!.. Граф Пётр Иванович обещает скорый успех. И коли так произойдёт уже в эту кампанию — надо быстро занять выговоренный порт Азовской флотилией Синявина. Тогда — начав с турками негоциацию — будем прелиминарными пунктами выговаривать проход нескольких наших кораблей из Средиземного в Чёрное море именно в этот порт. Тем самым утвердим действительное основание нашего флота и, следовательно, всего мореплавания на Чёрном море... Я прошу вас, граф, изложить наши размышления на бумаге и зачитать на ближайшем Совете. Пусть господа обсудят и примут решение...
Никто из членов Совета не возражал против изложенных Паниным предложений. Тем более что он упомянул о беседе с императрицей. Споры вызвал вопрос о том, как трактовать независимость татар.
— Независимости добиваются тогда, — рассуждал Григорий Орлов, неторопливо изливая слова из белозубого рта, — когда есть зависимость, от которой хочется избавиться. А желают ли такого избавления крымцы?.. Нет, не желают!.. Они с Портой единоверны, и те указы, что султан присылает для исполнения, не более суровы, чем в любом государстве... И потом, о какой независимости идёт речь? Она ведь тоже бывает разная. Мы в это слово вкладываем своё понимание. А что подумают татары?.. Независимость — это возможность державы самой определять свою политику, выбирать друзей и союзников, объявлять войны недругам. И ежели Крым станет независимым, то он может выбрать себе в друзья опять ту же Порту, а Россию — в недруги.
Никита Иванович Панин, подивившись блестящей основательности и чёткости суждений графа, поспешил пояснить:
— Мы действительно говорим о независимости Крыма. Но эта внешность — очевидная для всех! — будет внутренне подкреплена незаметными ограничениями.
— Какими же?
— Подписанием договора, в коем отдельными артикулами необходимо утвердить обязательства татар: во-первых, об отступлении от Порты навсегда, а во-вторых, о тесном и постоянном союзе Крыма с Россией.
— А что есть договор? — спросил Орлов. И сам же ответил: — Бумажка!.. Татары из всех наших неприятелей всегда были наиопаснейшими и наивреднейшими. И впредь могут быть таковыми, если у них совсем не будут отняты к тому способы... Они и мир-то с Россией заключали только тогда, когда он им был надобен.
— И всякий раз нарушали, — ворчливо вставил Кирилл Разумовский.
Орлов хотел продолжить монолог, но Панин решительно перебил его:
— Вы, граф, видимо, прослушали, когда я изъяснял способы, кои помогут нам держать независимых татар в жёстких руках. Для вас я повторю ещё раз... Размещение наших гарнизонов в тамошних крепостях! Гавань на Чёрном море для флота вице-адмирала Синявина! Крепости, что охраняют пролив между Чёрным и Азовским морями!.. Вот три наиполезнейших способа, что дадут нам твёрдую, но неприметную власть на полуострове.
— Власть? — усмехнулся Орлов.
— Править будет, конечно, хан. Но мы станем присматривать. И коль попробует вернуться под руку Порты или России каверзы чинить — сила всегда подмогой будет для внушения ему благоразумия.
Совет единогласно принял предложенное Паниным решение.
Общий смысл постановления, утверждённого затем Екатериной, был изложен одной фразой:
«Совсем нет нашего намерения иметь сей полуостров и татарские орды к нему принадлежащие в нашем подданстве, а желательно только, чтоб они отторглись от подданства турецкого и остались навсегда в независимости...»
Оно имело огромное значение, так как окончательно определяло основу всех последующих действий России по отношению к Крымскому ханству.
Слово «желательно» было вставлено не только по соображениям дипломатическим. Оно отражало неуверенность Екатерины и Совета, что татары захотят стать независимыми.
