Покорение Крыма - страница 216

Шрифт
Интервал

стр.

   — Нет такой крепости, нет такого места, которые могли бы сравниться с Керчью и Еникале!.. А поэтому Порта по-прежнему желает оставить их в своём владении для удовлетворения собственной тишины и безопасности.

   — А безопасность России?.. Это же всему свету видно, что если татары захотят делать своевольства в российских границах, то Порта сыщет способы защитить их от возмездия как единоверных по закону.

   — Порта не станет этого делать!

   — Почему?

   — Мы же учиним обязательство не мешаться в татарские политические дела.

   — Сие только ребятам несмышлёным говорить дозволительно, — неожиданно грубо сказал Обресков. — У вас и политические, и гражданские, и духовные дела относятся к закону.

   — Наш закон — это наш закон! Мы же не обсуждаем постулаты вашего.

   — Я покамест не вмешивал в негоциацию наш закон. И не намерен этого делать впредь. Вы же без закона шагу ступить не хотите.

   — А вы без крепостей!

   — В них вольность татарская и безопасность России заложена! Вы это понять можете?

Отвечать на вопрос Абдул-Резак не стал — предложил закончить конференцию:

   — У нас накопилось много взаимных претензий, которые надлежит обсудить. Но сделать сие надобно неторопливо, чтобы соблюсти взаимные интересы и открыть дверь к долгожданному миру...

На следующей конференции рейс-эфенди вдруг поднял вопрос о продолжении перемирия.

   — Близится день его окончания, а нам ещё о многом предстоит трактовать.

Обресков ответил твёрдо и угрожающе:

   — Достаточной причиной для продолжения перемирия может быть только подписание статей о Крыме... А ваше упорство может послужить причиной другого — открытия военных действий.

Абдул-Резак принял вызов — тоже стал грозить продолжением войны.

Послы, обидно разругавшись, поторопились закрыть конференцию...

Шли дни, но ни одна из сторон не желала уступать.

После двадцать шестой конференции Алексей Михайлович обречённо написал Панину:

«Мне кажется, что конгресс почти накануне своего разрыва».

На двадцать седьмой конференции, состоявшейся 4 февраля, Абдул-Резак, выполняя инструкции великого везира, попросил Обрескова представить в письменном виде ультиматум России.

Алексей Михайлович тут же продиктовал секретарю основные пункты, проверил написанное и вручил бумагу рейс-эфенди.

Тот с нарочным отправил её в Константинополь.

В ультиматуме говорилось, что Россия уступит Порте все прочие свои завоевания и откажется от наисправедливейшего удовлетворения за чрезмерные убытки, причинённые ей настоящей войной, если Порта признает татар вольными и независимыми, уступит Керчь, Еникале и Кинбурн, разорит Очаков и признает «бариерою» всё пространство земли, лежащее между Бугом и Днестром, уступит татарам все города и земли в Крыму и на Кубани, как оные уступлены им Россией, а также согласится на вольное мореплавание с коммерцией для всякого рода российских судов во всех морях своего владения...

Последующие конференции проходили весьма миролюбиво и спокойно, в «фамильярных» разговорах на разные темы. Ни рейс-эфенди, ни тайный советник острых вопросов не затрагивали, и спустя полчаса конференции закрывались.

«В негоциации ничего примечания достойного не случилось, — писал Обресков Панину. — Оба держимся в молчании, ожидая из Константинополя решительной резолюции».

Турецкий нарочный вернулся в Бухарест 8 марта.

А на следующий день — последний день перемирия — Обресков спросил рейс-эфенди о везирской резолюции на предъявленный ультиматум.

Абдул-Резак зачитывать полученную бумагу не стал — сказал коротко:

   — Главное можно изложить в несколько слов... В случае возвращения Блистательной Порте всех завоёванных Россией земель мы согласны заплатить вам сорок тысяч мешков денег. А за отстание от требования крепостей и свободного мореплавания — ещё тридцать тысяч мешков.

Алексей Михайлович сумрачно посмотрел на рейс-эфенди:

   — Других резолюций не будет?

   — Нет, не будет.

   — Сегодня у нас заканчивается перемирие... Однако в моей силе состоит продлить его, если Порта предложит более приемлемые кондиции, — призывно сказал Обресков.

   — Мы оба ничего не можем сделать без нарушения данных нам инструкций, — развёл руки Абдул-Резак. — А в той, что у меня есть, других пунктов не имеется.


стр.

Похожие книги