— К чему вы клоните? — перебила Екатерина. — Вещи, о которых вы повествуете, мне известны.
Никита Иванович не стал завершать рассуждения — сразу пояснил:
— Я клоню к тому, что избрание отдельного хана будет зависеть от первых операций князя Долгорукова. Они-то, операции, и разрешат настоящую ещё неопределённость крымского жребия. Вот тогда и с ханом ошибки избежим!.. Конечно, если бы крымцы нынче же всем полуостровом отторглись от Порты — это разрешило бы все трудности. Но сие вряд ли произойдёт: многие из них твёрдо стоят за теперешнего хана. А тот — за Порту.
— Из письма Евдокима Алексеевича явствует, что не меньшее число татар ханом недовольны, — сказала Екатерина. — Татары сейчас в разномыслии находятся. Грех не воспользоваться таким случаем!.. Орды могли бы приступить к избранию нового хана, разумеется, совокупно с некоторым в том участвовании крымских жителей, дабы по мере наших успехов на полуострове и там его право подкреплялось, получая свою полную действительность не токмо его гирейской породой, но и не менее — всей полнотой присущего обряда и признанием его законным ханом всеми крымцами без изъятия... Нашей целью следует считать установление над татарами и Крымом одного начальства, независимого от Порты, но такого, что собственными силами не в состоянии удержать навсегда эту независимость. И вот сие, — подчеркнула Екатерина, — даст нам способ утвердить свою ногу в приобретённых гаванях и крепостях! Как? Под видом охранения и обороны Крыма от могущего быть впредь турецкого поползновения вернуть всё к прежнему состоянию.
Панин, разглядывая золотой перстень, подумал с некоторым удовлетворением, что в основательности рассуждений Екатерине отказать нельзя. «Говорит крепко... Только вот поспешает...»
Он поднял голову, возразил предупредительно:
— Я согласен с вашим величеством, что для избрания нового хана следует приобщить крымцев к уже отторгнувшимся ногайским татарам. Но для этого потребно, чтобы князь Долгоруков преуспел военными предприятиями посеять в Крыму ещё большее разномыслие... И только ежели Крым, вопреки ожиданиям и под действием оружия, — ни весь, ни частью — не будет привлечён к одинаковым с ордами намерениям, тогда следует мыслить об утверждении особливого над ногайцами хана. Чтоб, по крайней мере, их отложение приобрело большую прочность.
— Но как же ногайские просьбы?
— Поручите господину Щербинину удостоверить орды, что для них самих полезнее будет приступить к избранию хана в удобное для того время... А когда оно наступит — мы укажем!
— Удовлетворятся ли они вразумлениями Евдокима Алексеевича? Ну как своеволие проявят?
— Думаю, что такого не произойдёт... Однако для сохранения между их начальниками единомыслия и для предвидения всякого возможного колебания разумно учинить с нашей стороны за ними такое надзирание, которое неприметным образом проникало бы во все мелочи и подробности ногайских дел. И чем дальше они будут находиться от Крыма, исключая себя от участвования в тамошних делах, тем больше следует приглядывать.
Панин говорил убеждённо, умно, и Екатерина, положившись на его прозорливость, согласилась подождать с выбором нового хана. Но добавила предостерегающе, что ордынских начальников надо всё же удостоверить в уважении к их желанию иметь ханом Шагин-Гирея.
— Ежели Селим-Гирей и его диван станут упорствовать в своей верности Порте, тогда пойдём с этого козыря...
Рескрипт, отправленный Щербинину, гласил:
«Мы даём своё согласие, чтоб он был избран и дал от себя обязательство быть ханом над всеми татарскими народами, отложившимися от Порты, обязывая сверх того навсегда остаться в независимости и союзе с империей, управляя татарами по древним их обыкновениям и законам...»
А далее Щербинину предписывалось — в ожидании результатов похода Долгорукова — осторожно, чтобы это не выглядело принуждением, затянуть на неопределённое время избрание Шатина ханом.
Важное указание содержалось и в рескрипте Долгорукову, который должен был отторгнуть полуостров от Порты не только силой оружия, «но и соглашением с начальниками».
