В свой первый рабочий день он вместе с бригадой оказался у нас. Они убирали наш овес, и папа, конечно, послал меня в помощь.
— Ну и пекло, — сказал Джонни, когда мы, пообедав, снова поехали за овсом. — Не для того ковбой создан, чтобы заниматься такой ерундой. Западло, скажешь нет?
— У меня нет выбора, — сказал я. — А для тебя, в самом деле, западло. Вел бы себя как человек, так гонял бы сейчас верхом.
— Проповедь я тебе не заказывал, — усмехнулся Джонни. — У тебя в башке столько же соломы, что и у меня. Где будешь — внизу или на телеге?
— На телеге, — сказал я. — Ты так ловко машешь вилами, что будет жалко, если потеряешь сноровку.
Около часу мы работали. Он вилами подкидывал мне целые копны, а я укладывал их на телеге. Получилась настоящая гора.
— Давай еще штук восьмь-десять, — сказал я. — Кидай побыстрее, а потом передохнем.
Он воткнул вилы в большую копну, и я заметил, что он притормозил и стал к чему-то присматриваться. Наверное, гремучая змея, подумал я, — в этот день мы убили их уже штук пять-шесть. Под копнами овса водится множество крыс, поэтому и змеи туда любят залезать.
Было страшно жарко, и я снял перчатки, чтобы вытереть пот. Джонни поднимал копну. Я протянул руки, чтобы ее принять, и тут вдруг громадная змеиная голова, шипя, наехала на меня и скользнула по моим ладоням. От страха я чуть не обоссался, прянул назад, но копна все приближалась, и змея уже целила точно мне в лицо. Я дернулся, как умалишенный замахал руками, отбиваясь, полетел вверх тормашками и шмякнулся оземь с такой силой, как будто сверзился с облака. Куда делась змея, бог ведает. Лежал я без единого движения, пока до меня, наконец, не стали долетать гогочущие голоса, и один из них принадлежал Джонни. Я приподнялся и увидел, как он и трое или четверо работников надрываются от хохота. Змея болталась на колесе телеги: это был всего-навсего старый коричневый уж. Уж был в бешенстве, но не более моего. Перед глазами плыли какие-то пятна, и мне пришлось опять лечь.
— Надо ему помочь, — сказал кто-то из них. — Вдруг он что-нибудь там себе поломал.
— Небось встанет, — сказал Джонни. — Давайте работайте, пока вам самим ничего не поломали.
Я уставился на него, приподнявшись на локтях.
— Ты, козел, — сказал я, — что, если бы это вправду была бы гремучая змея?
— Сильнее ты бы не усрался, — ответил он. — Вообще-то я видел, кто там.
— Зрячий? Ну что ж, гляди вокруг себя получше, запоминай, — сказал я, поднимаясь на карачки. — Я тебя так отделаю, потом не скоро что-нибудь увидишь.
— Да брось ты, — сказал он. — Это тебе наука, чтоб с моей девушкой не путался.
Кровь моя надула те самые жилы, из которых она схлынула при виде ужа. Джонни стоял в десяти шагах, прислонясь к телеге, и ухмылялся.
— Никакая она не твоя девушка, — сказал я.
И наехал. Мы сцепились, и сперва я чуть не вышиб из него дух, но потом мои кулаки стали месить воздух. Похоже, что при падении я утратил меткость. Скоро мы оба выдохлись, но упорно дубасили друг друга, пока вдруг разом не остановились.
— Когда тебе хватит, скажи «лассо», — сказал я. — Не хочу, чтобы ты лежал в больнице.
— Лассо, жопа, — сказал он. — Ты подохнешь от потери крови, если мы не прекратим.
— Ни хрена, — сказал я. — Летом у меня всегда нос кровоточит.
— Все равно, давай кончать, — сказал он. — Выпей водички. Ты сдался.
— Нет.
— Тогда будем биться до упаду, — сказал он. — В жизни такого барана не видел.
Может быть, мы сражались бы до ночи, но тут подошел старший работник.
— Лихие парни, — сказал он. — Другой раз воюйте вилами, меньше крови будет.
— Начал этот, — сказал я.
— Догружайте телегу, — сказал он. — Если приспичит, еще раз подеретесь вечером.
Я утер кровь, Джонни вооружился вилами, и мы закончили погрузку. Он больше не швырялся ужами. Потом мы поехали на гумно. Джонни сидел рядом со мной.
— В задницу, — сказал он. — В задницу так уродоваться. Я не деревенщина, чтобы мной командовали толстозадые.
— А деньги где возьмешь? — спросил я.
— Я думал об этом, — сказал он. — Я, Гид, хочу податься в Панхендл. В наших краях простора для ковбоя нет. Хорошо, если как у тебя — свое ранчо, а нет, так просто купаешься в дерьме. На равнинах большие ранчо. Уж там-то нужны настоящие ковбои. Надоело здесь ошиваться и собачиться с папашей. Вот возьму и рвану.
