…Начиналось мелководье. Катер замедлил ход, что, бы не напороться на камни. Беспрестанно лавируя, он, наконец, вошел в бухточку, окруженную скалами и причалил к берегу. Участники экспедиции стали выгружать свое снаряжение. В бухте, оказывается, до них уже побывали. Недалеко от берега стоял фанерный щит с изображением маршалиссимуса Мвенде и надписями на бадингском и английском языках: «Наша цель — социализм!».
— Мы были здесь год назад, — сопровождающий экспедицию бадингский офицер показал рукой на щит. — Но эти ослы нэмы куда-то спрятались. Искать мы их не стали, но решили просветить.
— А что вы знаете об этих нэмах? — спросил студент Костя.
Офицер пожал плечами.
— Попробуйте сами с ними поговорить, может, они все уже передохли. Слава Мвенде! — последние слова он произнес громко, но без особого энтузиазма.
— Итак, наше путешествие начинается, — торжественно провозгласил начальник экспедиции Федор Федорович Барсуков, когда катер скрылся за скалами.
Человек очень эрудированный, профессор знал десяток иностранных языков и был хорошо известен в научном мире. Зато никому не был известен его неведомо кем назначенный заместитель Кузьма Егорович Межуев, всегда готовый кому-то поддакивать и кого-то клеймить. Его считали сотрудником КГБ, но это было не так. На самом деле сотрудником был Павел Петрович Трофимов — довольно любопытный тип, сменивший за свои почти шестьдесят лет не менее десятка профессий. Он начинал как физик, работая у Курчатова над созданием атомной бомбы, и подчинялся уже тогда не столько Курчатову, сколько Лаврентию Павловичу Берия. Потом его перебросили к Королеву на ракеты и спутники, потом — па подлодки, а теперь, для полной универсальности, — в этнографию. Кроме этой троицы, в экспедиции еще были двое студентов, сынков ответственных работников, — Володя, фотограф и кинооператор, и Костя, совмещавший обязанности радиста и врача.
Оставив Кузьму Егоровича на берегу охранять имущество, отряд тронулся в путь. Продираться сквозь тропические заросли оказалось делом нелегким. Крокодилов и кобр, к счастью, не встречалось, вообще живности на острове было мало, но кругом свисали какие-то лианы и колючки, мешая пройти. Часто приходилось браться за мачете, прорубая дорогу. Через два часа все устали и решили сделать привал. Кое-как расчистив место, открыли по баночке сайры и сели поесть. И тут, будто из-под земли, появились трое молодых туземцев с копьями в руках.
— Не стрелять! — бросил своим Барсуков. Затем, обратившись к аборигенам, поднял руки вверх и, потрясая ими над головой, величественно произнес: — Мир, дружба!
Нэмы вроде бы поняли мирные намерения экспедиции, они отставили копья, о чем-то заговорив между собой на довольно мелодичном языке.
Находчивый Трофимов тут же сообразил, что следует делать дальше. Он зачерпнул ложкой кусок сайры из консервной банки, смачно проглотил и подал банку самому молодому из нэмов. Тот довольно уверенно взял ложку, отправил вкусный ломтик себе в рот, удовлетворенно кивнул и передал другому. После того, как туземцы съели по кусочку, они хотели возвратить банку, но путешественники замахали руками — доедайте, ребята. Нэмы сделали какие-то жесты, очевидно, означавшие благодарность, и быстро прикончили всю банку.
Аборигены имели довольно странный вид. Кожа у них была черной и волосы курчавыми, как у негров, по лица — типично монголоидные, а глаза светло-серые. На них были только набедренные повязки, а из украшений — стебельки пестрой травки, продетые сквозь мочки ушей. В руках они держали копья, сделанные из какого-то твердого дерева и хорошо заостренные на концах. Хотя туземцы улыбались, чувствовалось, что с питанием у них на острове не ахти как хорошо.
Поговорив между собой, нэмы знаками пригласили отряд следовать за ними.
— Ну что ж, пойдем, — сказал Федор Федорович.
Метров сто продирались сквозь заросли, а потом вышли на тропинку, по которой зашагали быстро и уверенно. Через пару километров показалось и селение — два десятка хижин из веток и листьев на большой поляне.
Экспедицию как будто уже ждали. Нэмы толпились у своих хижин, разглядывая пришельцев. Вид у них был довольно жалким, так что Костя даже заметил:
