— Кто живет в этом великолепном здании? — спросил Городецкий.
— Никто, — услышал он удивительный ответ от Елены Ивановны. — Его владелец, винный откупщик Пашков, умер бездетным, а наследовавший ему дядя построил себе после московского пожара другой дом, возле Манежа. Теперешние владельцы заломили за этот дом такую большую цену, что никто не пытается его купить.
Но вот коляска поднялась на косогор и свернула на Волхонку, раздвоившуюся вскоре на Пречистенку и Остоженку. На Пречистенке вместо домов и домишек с заборами стояли слева и справа особняки московской знати. У одного из таких особняков (не доезжая Смоленского бульвара) коляска остановилась.
— Максим Федорович, — взмолилась Иноземцева. — У вас такой представительный вид… Возглавьте наш отряд!
— Чей это особняк? — спросил Городецкий.
— Князя Алексея Павловича Мещерского, моего двоюродного брата. По достоверным сведениям, он пишет книгу о путешествии по Рейну. Вы тоже собираетесь писать, вам наверняка найдется что сказать друг другу… «Трах-тибидох-тибидох-тох-тох! — родилось в мозгу попаданца знаменитое заклинание Хоттабыча. — Чтоб тебя, предприимчивую такую, телегой сейчас переехало!» Но ничего такого не произошло, и он смиренно спросил:
— Вас одну могут в дом не пустить?
Елена промолчала, но молчание это было красноречивее слов. Лиза вскинула было голову, собираясь что-то сказать, но мать так пылко на нее посмотрела, что она стушевалась и вернула голову на место. Ее попытка окончательно сломила протест омоложенного пенсионера, и он решительно постучал молоточком в дверь особняка. Дамы моментально встали за угол. На пороге знамо появился привратник — только не ожидаемый мастодонт, а молодой парнишка, хотя и в ливрее.
— Доложите князю Алексею Павловичу, что к нему с визитом явился Максим Городецкий, писатель, — веско произнес попаданец. Привратник слегка поклонился, повернулся и исчез — чтобы появиться через несколько минут с более значимым поклоном.
— Со мной две дамы, вы не против? — сказал Городецкий и решительно прошел в вестибюль. Здесь вся делегация построилась и пошла за привратником вверх по мраморной полукруглой лестнице, в бельэтаж.
Мальчишка открыл им дверь в гостиную и отступил в сторону. Троица слаженно вошла внутрь, и рука шедшего навстречу худощавого мужчины в шлафроке растерянно опустилась, а изо рта вырвались слова:
— Елена! Это ты?
Дама тотчас разразилась потоком слов на французском:
— Tu ne t'attendais pas a me voir chez toi? Oui, c'est moi, cousin. (Не ожидал увидеть меня в своем доме? Да, это я, кузен!).
На это князь отвечал все еще растерянно, но с некоторым пылом:
— Mon Dieu, vingt ans ont passe, vingt ans! Mais tu es toujours irresistible. (Бог мой, двадцать лет прошло, двадцать лет! Но ты по-прежнему неотразима!).
После этих слов Елена потянулась к его уху и что-то шепнула.
— Мы оставим вас на некоторое время, мсье и мадмуазель, — извинительным тоном сказал Мещерский и ушел с кузиной во внутренние покои. «Неужто барыня еться позвала?» — подумал Городецкий через 15 минут ожидания и сказал Лизе:
— Видимо в детстве ваша мать и Алексей Павлович были очень дружны…
— Они там наверняка целуются, — сказала вдруг она.
— С чего вы так решили? — спросил на автомате Максим.
— Маман любит целоваться с чужими мужчинами, — отрезала доченька.
— Моего папу из-за этого убили на дуэли. А его отец буквально выгнал нас из своего дома…
— Выгнал свою внучку?
— Он вероятно решил, что и я — плод любви с одним из поклонников маман.
— Мда… — промычал многоопытный (на бумаге) попаданец. Но вот дверь, наконец, открылась и князь вошел в гостиную.
— Елизавета Петровна, пройдите к матушке, — сказал он. Лиза очень тихо фыркнула (для Максима) и покинула гостиную.
— Елена Ивановна сказала мне, что вы познакомились с ней сегодня? — обратился хозяин дома к пришельцу.
— Да, за обедом. При этом я проговорился, что пишу книги, и госпожа Иноземцева загорелась желанием познакомить меня с кандидатом в писатели.
— Это значит со мной? — сощурился князь. — Ну, можно и так сказать: я совершил недавно путешествие по Рейну и хочу описать свои впечатления. А вы о чем пишете?
