У Максима, наверное, были причины так стараться для Доминико.
Спустя какое-то время Денис понял, что все ждут только его. Было жутковато думать, тело (пусть не его, но уже почти родное), полное острых углов, воспевающее содранную кожу и болячки, корка с которых не сходит никогда, и вечную борьбу коренных зубов с молочными — исчезнет, оставив вместо себя рисунок. «Что же тогда есть я, если не эти плечи и эта голова на этих плечах?» — вдруг подумал Денис. Почему-то прежде в голову ему такое не приходило, хотя не далее как позавчера он уже был чем-то… чем-то более чем ничем.
Странно, но сейчас Денис не мог заставить себя сдвинуться с места. Этот вопрос, заданный самому себе, всё испортил. Эх, как бы Денис хотел его поймать и выдернуть из его хвоста все перья! Может тогда, с одним таким пером, к нему бы пришёл ответ? Чем ты становишься, когда исчезаешь? Таким же, как Доминико? Но если так, почему он не придумает себе что-нибудь из плоти и крови, чтобы, коль он так хочет, и задыхаться от быстрого бега, и ставить себе ссадины?..
Денис понял, что он готов пропасть на месте, лишь бы не исчезать. Сейчас он сядет, вцепится пальцами в траву и будет сидеть, пока под ним не вырастет гора, пока в ней не распахнутся пещеры и не втянут в себя, как губы молоко, эту пустоту.
Максим не стал ждать такого исхода. Он решил проблему радикально — нарисовал огромный топор, которым ловко вырубил под Денисом порядочный кусок земли. И мальчик свалился в объятья пустоты.
К тому времени как Денис сделал первую попытку собрать себя в кучу, он обнаружил, что более чем наполовину уже нарисован. Такие же палочки-ножки, как у брата, тело, похожее на ссохшийся лимон, и всего одна рука, нелепо торчащая из груди. И ещё — не было рта, хотя Денис посчитал эту предосторожность чрезмерной: всё равно болтать здесь не получится. У Максима явно не хватало на всё времени. Зато Доминико, восседая на плечах малыша, щеголял почти-настоящей шерстью. Он выгнул спину, призывая поторопиться.
«НАМ ЛУТШЕ Не заДЕРЖИВАТЬСЯ. МОСТ ТАИТ» — написал Макс корявыми заглавными буквами прямо в воздухе. Подумал и, прежде чем ринуться вперёд, взял одну из букв Т, больше всего похожих на багор.
Этот багор им пригодился в одном месте, где мост от каких-то внутренних напряжений треснул ровно посередине. Макс, улыбаясь глуповатой улыбкой на затылке, поймал детищем алфавита другой конец моста и подтянул его так, что они смогли перейти.
Спустя какое-то время дети снова облачились в свои тела. Теперь Денис не видел в этом ничего странного — всё равно, что влезть в майку, висящую со вчерашнего дня на стуле. За их спинами разрушался карандашный мост. Части его парили в пустоте, медленно, но верно истаивая.
Денис посмотрел на Доминико и сказал:
— Ты мог бы просто облететь кругом.
Лицо того сломалось, будто его сжала невидимая рука. Чуть поколебавшись, он признался:
— В мире для меня и так не много осталось переживаний. Путешествие через ничегошеньки — один из способов доказать себе, что я всё ещё существую.
— По-моему, уметь летать — это здорово.
Доминико посмотрел на мальчика и отвернулся. Но потом всё-таки сказал:
— Здорово, если ты умеешь дышать и можешь задохнуться от восторга.
До темноты ещё оставалось время, они потратили его, задумчиво уминая ногами землю. Чаща всё так же тянулась по правую руку, под весом откормленных птиц, что прилетали с полей, она трещала, как рождественская шутиха. Отужинали припасами, которыми с ними поделились сиу. Там было сушёное мясо благодарных оленей, какие-то бобы в капустных листьях, и всё это, к радости Дениса, почти не напоминало картон.
Как было бы прекрасно грохнуться после такого ужина в настоящую постельку, желательно под надёжной крышей и рядом с обогревателем! Денис печально смотрел на запад, где за тучами не было видно даже краешка заходящего солнца. Казалось, там, прямо в воздухе, плавают рыбы, и диковинные морские чудища разворачивают свои бесконечные шеи.
— Мы будем спать прямо здесь? — поинтересовался он у Максима. — А нельзя ли… нарисовать нам какой-нибудь домик?
— Слишком влажно, — невозмутимо ответил тот, — Грифель размокнет и будет крошиться.
