По делу первой подсудимой выступил Жером Стейнер, с наслаждением тасуя колоду снимков — гарем, да и только. Звали ее Клео Ладевска, возраст — 22 года, рост — 175 см. Полька по происхождению, блондинка с длинными мускулистыми ногами, Клео отвечала самым строгим классическим канонам. Она была божественна — даже я, равнодушный к таким вещам, это понимал; лик мадонны, серо-зеленые миндалевидные глаза, белоснежная, без единого изъяна кожа. С какой стороны ни посмотри, она походила на редкостную драгоценность из бархатного футляра; все в ней выдавало породу. Я помнил Клео: мы с Раймоном засекли ее в марте в Люксембургском саду. Эта девушка с незаурядными данными прозябала в какой-то архитектурной конторе и, по словам Стейнера, страдала от неуверенности в себе.
— Клео прекрасно понимает, — говорил он, — что внешность — это капитал, который в банк не положишь, и что королевы красоты восседают на шатком престоле. Она — наглядное подтверждение тому, что с красавицей, которую волнует, как действуют ее чары, мужчина имеет больше шансов преуспеть, чем с дурнушкой. Поклонники так и вьются вокруг Клео, этот хоровод кружит ей голову, и она уступает им из вежливости, отдается, можно сказать, приличия ради. Если мужчина ей хоть немного нравится, она ложится под него немедленно; как она сама говорит: «А чего ломаться, не убудет». Быть доступной для нее — хороший тон. Ее восхитительным телом тешились легионы, но ни один партнер не задержался надолго — оно и понятно, ибо в постели Клео холодна и пассивна. Она из тех роскошных штучек, что переходят из рук в руки, лишь бы не оставаться в одиночестве. В свои двадцать два года Клео уже панически боится постареть и изнуряет себя добровольной каторгой гимнастики и диет. Из страха, что ее затмят соперницы, она избегает бывать в модных заведениях, а если выходит в свет, то нарочно не наводит красоту: пусть на нее не обратят внимания, зато она сможет утешать себя мыслью, что сама этого не хотела. Если ей случается слечь с гриппом или ангиной, она не решается сообщить о своей болезни никому из близких, ей страшно: вдруг никто даже не позвонит? Что, если она никому не нужна? Когда на Клео нападает хандра, она идет ночевать к отцу — ее родители в разводе. С собой она приносит грязное белье, и отец полночи стирает в ванне ее носки, рубашки и трусики. Клео смотрит телевизор, держа пальчик во рту, а в постели с любовником сосет кулачок. В этой девушке сексуальность трогательным образом сочетается с незрелостью. Ее красота тяготеет над нею как проклятие: существо, наделенное такой степенью совершенства, не может не быть бесконечно одиноким. Куда бы она ни пришла, ее появление производит фурор, повсюду за нею тянется шлейф почтительных и завистливых взглядов. Да, она поражает, но как же быстро наступает разочарование! Остается только пожалеть красивых женщин, господа: они не могут дать того, что сулят. Изолировав Клео, мы совершим благое дело, ибо нелегко ей жить с такой ношей.
Стейнер был в ударе. Его громоздкое тело стало по-кошачьи гибким, когда он сновал между столами, садился, вставал, подходил к экрану и комментировал снимки с указкой в руке. Он выступал в своей коронной роли: Великий Инквизитор, предающий архангелов в руки палача. Через каждые два часа Франческа объявляла перерыв, звонила Раймону и справлялась об Элен. Пленница была под надежной охраной!
Вторую подсудимую звали Жюдит Шарбонье. Черноглазая брюнетка, студентка юридического факультета, 24-х лет, она была окружена аурой благополучия, как все счастливцы, что родились богатыми. По ее делу слово взяла Франческа.
— Жюдит, высокая, худенькая, спортивного сложения — живое доказательство того, что сегодня красив тот, кто здоров, что стройное, сильное тело в сочетании с гармоничными чертами лица поистине прекрасно. Эта чистая молодая женщина только и мечтает вываляться в грязи. Она замужем с восемнадцати лет, но с мужем-студентом ей скучно; есть у нее и любовник, главный редактор журнала, на пятнадцать лет ее старше, у которого она проводит почти все вечера. Приходя к нему, Жюдит первым делом бежит пописать — ей кажется, что так она облегчает свою совесть. Опытный любовник трудится над нею со знанием дела, а она потом сравнивает ощущения с теми, что испытывает в постели с мужем. Тайком от всех Жюдит упивается порнографическими книжками и фильмами. Раймон нашел одну кассету в шкафу за одеждой; судя по всему, смотрели ее очень часто. Это пустейший фильм под названием «Мойка и смазка»: женщина приезжает сдавать в ремонт свой автомобиль, а два здоровяка-автомеханика недолго думая заваливают клиентку на капот машины и вставляют ей с двух сторон. Она носит очки, и один из парней кончает на них, приговаривая: «Протрем-ка ветровое стекло…» Полагаю, вам ясно, какого пошиба это кино!
