Раймон наставлял меня, учил тонкостям ремесла сыщика. В трудных случаях он прибегал к услугам карманника — тот, стянув документы указанной девушки, снимал с них копию, после чего незаметно подбрасывал на место. Расставлять ловушки, идти по следу, шпионить за женщинами — для моего тюремщика не было времяпрепровождения приятнее. В этой области он не имел равных. Невзрачный коротышка так умел менять обличья, что я только диву давался. Как гном из сказки — везде мог пробраться. Дома у него была целая коллекция костюмов, позаимствованных у представителей различных профессий, он надевал парики, клеил усы. Когда требовалось проникнуть в дом какой-нибудь строптивицы, он мог с равным успехом прикинуться торговым агентом, водопроводчиком, газовщиком, монтером, грузчиком. Маленький, неприметный — кому бы пришло в голову его бояться? Он умел найти подход к консьержкам, торговцам, рассыльным, знал, как с кем разговаривать, и предлагал, сунув на чай, выполнить за них работу. К примеру, он частенько доставлял некоторым из наших «кандидаток» цветы: оказавшись таким образом в квартире, незаметно для хозяйки делал несколько моментальных снимков, а если позволяло время — снимал слепок дверного замка, чтобы заказать ключ. Я читал, что есть шпионы, способные слово в слово воспроизвести текст по звуку пишущей машинки, так и он мог воссоздать полную картину личной жизни, имея в своем распоряжении лишь несколько деталей.
Как заправский домушник, Раймон открывал двери отмычкой, ухитрившись ничего не сдвинуть с места, устанавливал в квартире парочку микрофонов, фотографировал все, что представляло интерес — особенно семейные альбомы, — и уходил, никем не замеченный. Наметив жертву, он узнавал о ней все, запечатлевал каждый ее шаг — ни одна не ушла от его слежки. Это надо было уметь так обложить со всех сторон. Через несколько недель ему был досконально известен образ жизни очередной красавицы, все ее привычки, вся родословная до седьмого колена. Он трудился, как муравей, и не зря. Составленным им досье позавидовала бы полиция, мы собрали достаточно материалов, чтобы шантажировать не один десяток влиятельных особ. Всю эту информацию, записанную на дискеты, хозяева хранили в сейфе — на случай трений с законом.
И вот ведь парадокс: занимаясь этим браконьерством, я сам мало-помалу проникся предубеждениями моих, так сказать, работодателей и поверил в то, что красота есть преступление и коварные происки против человечества. Она ранила и меня, вонзаясь, словно клинок, я уже распознавал ее, эту пагубу, я говорил себе при виде той или иной женщины: хороша, великолепна, держится как королева — да кто ей позволил? Каждое незаурядное лицо я воспринимал как личное оскорбление. Я пришел к убеждению, что красивые люди — иной породы, нежели мы, вроде как инопланетяне, явившиеся на Землю сеять смятение среди рода человеческого, самодостаточные сгустки счастья и прямой вызов нам, простым смертным. Подле Раймона я стал чувствителен к таким вещам, которых прежде попросту не замечал, — сам-то он был ранен красотой на всю жизнь, любая привлекательная черточка в женском лице, казалось, жгла его раскаленным железом. А мне ведь стоило немалого труда сглаживать изъяны собственной внешности — как же тут не возмутиться, если иных даже усталость красит? Если есть лица, которым все нипочем, неизменно совершенные, неизменно лучезарные? Я тоже ненавижу теперь красоту, да-да, ненавижу, потому что она отрицает меня.
От Раймона меня воротило с души еще и потому, что отношения у нас были весьма двусмысленные. Он мне прислуживал. Для меня, выросшего в бедной семье и сызмальства привыкшего гнуть спину, это было в новинку и, надо сказать, не лишено приятности. Он церемонно величал меня «месье»; смешно, конечно, но мне это льстило. Этот опытный комедиант играл со мной в слугу и господина, мы даже говорили между собой вычурным языком наших бабушек. Но почтительность его была чистой воды притворством: ведь на самом деле я был узником, а он — моим тюремщиком. Куда бы я ни пошел, он повсюду следовал за мной как тень, даже во сне я не мог от него отвязаться. Поначалу я пытался соблазнить его богатством Элен, сулил большие деньги, если он вызволит мою подругу. Знаете, что он ответил? «Выбросьте это из головы, деньги для меня ровным счетом ничего не значат».