До двух часов ночи я читал толстую книгу по сознанию. Какая скука! И ни одного упоминания об «онейрическом сознании», сознании в сновидениях, ни одной попытки сопоставить его с сознанием в бодрствовании…
Я погасил свет и вышел на терраску моего номера, чтобы подышать ночным венецианским воздухом. Однако ни деревья в парке, ни контуры окружающих холмов не были различимы при слабом свете луны в ее последней четверти.
В номере моей соседки еще горел свет, и ставни были распахнуты. При желании я мог бы запросто проникнуть к ней на террасу и в комнату… «Нет, не запросто — из-за моей проклятой ноги», — подумал я, отправляясь спать.
Глава 2. Сорок первый
Понедельник, 6 сентября 1999 года
«Фанго, фанго». Телефон разбудил меня в самый разгар сна без сновидений. В три часа ночи в белом халате с капюшоном я спустился к извилистому коридору на первом этаже, где находились грязевые ванны. Здесь из-за темно-синего освещения казалось, что находишься под водой. Шум насосов и бульканье воды прерывались тяжелым грохотом вагонеток, привозящих горячую черную дымящуюся грязь или увозящих еще теплую использованную грязь, завернутую в толстые одеяла. Несколько мужчин лет шестидесяти, облаченные в халаты, сидели, вжавшись в свои кресла.
— Прего, — сказал мне Джулио, показывая правой рукой на предназначенную мне кабину.
Его левая рука уже была выпачкана черной грязью. Я вошел в кабину. Джулио, высокий голубоглазый блондин лет тридцати, заставил меня усесться на скамейку и натер мне спину грязью. Я пытался протестовать, поскольку грязь показалась мне слишком горячей, и спину сильно пекло.
— Троппо фреддо![10] — сказал я ему.
— Но. Троппо кальдо[11], — поправил он меня, ухмыляясь. — Прего!
Я улегся в грязь, и Джулио покрыл меня грязью с ног до головы. Сверху он положил сначала одно, потом второе, потом третье толстые одеяла. Только нос остался на свободе, так что я начал потеть уже через пять минут.
Долго, ох как долго… Пытаюсь чем-то заполнить время. Грязь горячая, но не обжигает. Я представляю себе, как она действует на мои нервные окончания. «Рецепторы боли еще не известны». Сколько раз повторял я эту фразу студентам! Сначала боль проводится по волокнам С. «Волокна С тонкие, с низкой скоростью проведения, немиелинизированные, слышите, без миелина! Болевой импульс вначале поступает в спинной мозг на уровне Роландова серого вещества». Черная грязь и серое вещество! Madre di Dio…
— Va bene?[12] — спрашивал меня Джулио каждые пять минут, вытирая мне лицо.
Небось какой-нибудь семидесятилетний гипертоник уже получил здесь сердечный инфаркт или инсульт, то-то он так внимателен ко мне. Но в таком солидном отеле люди не умирают! Умирающих потихоньку вывозят на скорой помощи в Падую.
Я оставался заключенным в своей грязи. Господи, как же это долго, эти десять или двенадцать минут, я даже сосчитать не могу, и на стене нет часов. Серое вещество. Теория ворот, the Gate Theory. Боль вызывает выброс «вещества П», но, к счастью, мой организм способен вырабатывать эндорфины, блокирующие эффекты «вещества П», пресинаптически или постсинаптически, мне все равно…
— Прего, — сказал Джулио.
Он скинул одеяло и протянул мне спасительную руку, которая, однако, была скользкой от грязи. Я ухватился за нее, попытался сесть и поскользнулся. Майн Готт! Вот этого-то и нельзя было допускать. Бедная моя спина! Я вылез из грязи. Джулио помог мне проковылять на другую сторону кабины. Он направил на меня живительную струю теплой воды — на шею, спину, ягодицы и подмышки.
— Прего, с другой стороны.
Новая струя воды на грудь, живот, мой сморщенный член и руки.
— Прего.
Я перебрался на другую сторону кабины, где булькали большие пузыри озона. Райское блаженство! Пятнадцать минут в теплой ванне при температуре 34 градуса по Цельсию.
— Это что, та самая «амниотическая фетальная ванна», как называет ее мой друг Людвиг Манн?
— Это то, что нас лечит. Возвращение к стадии эмбриона. Ведь у эмбриона не бывает болей в спине!
— Может, из-за секреции эндорфинов? Шестичасовая прогулка — и у вас выработается гораздо больше эндорфинов.
