Прокурор Йоханнсен был настолько добр ко мне, что позвонил до того, как стало известно о новом повороте дела.
– Шейла Кармайкл направила официальный запрос на возобновление дела Джеффа на том основании, что вы, как предполагаемая жертва, участвовали в расследовании, – сказал он мне.
– Что? – Я была ошеломлена. – Я не жертва. Джефф друг моего сына.
– Она утверждает, что вы были близким человеком для Джеффа. Шейла определяет понятие «друг семьи» как близкий человек – вот почему вы с таким рвением преследовали Уилбура. Кажется, она употребила слово «усиленно» в записке по делу, представленной в апелляционный суд.
– Боже мой.
– Очевидно, ей удалось раскопать какое-то малоизвестное старое дело, в котором приговор отменили из-за того, что одного из полицейских, участвовавших в расследовании, посчитали жертвой. Главной причиной отмены приговора послужила избыточная мотивация детектива.
– Это не имеет ни малейшего значения. Еще до того, как Дюран похитил Джеффа, я занималась этим делом и собрала все решающие улики.
– Я знаю. Однако в подобных делах они стараются, чтобы все было проверено с максимальной тщательностью.
– Приговор может быть отменен?
– Только его часть.
– Тогда в чем смысл?
– Способ начать торговлю.
– И что она может получить в результате?
– Его жизнь.
Я не нашла, что сказать в ответ.
– Мне кажется, что судья отнесется к этому так же, как мы с вами, – продолжал Йоханнсен. – Однако ничего нельзя утверждать заранее.
– Когда об этом узнает пресса?
– Она не будет подавать прошение еще несколько дней – Шейла сказала, что делает мне одолжение, предупреждая о своих намерениях заранее.
– Этот шаг выглядит абсурдным – гораздо выгоднее было бы застать вас врасплох.
– Шейла любит борьбу. И ее вдохновляет процесс.
Я обещала Питу Москалу, что буду держать его в курсе всех новостей, связанных с Уилбуром. Поскольку Дюрану вынесли смертный приговор, штат Массачусетс не стал требовать экстрадиции. В ту ночь я лежала без сна и размышляла о том, что сказал Йоханнсен, – какой пародией на справедливость станет спасение Уилбура. Для меня будет личной трагедией, если он не поджарится на электрическом стуле.
К тому времени, когда первые лучи начали пробиваться сквозь ставни, я решила не звонить Москалу и подождать дальнейшего развития событий.
Утром я зашла в участок, чего уже некоторое время не делала. Департамент перевел меня на легкую работу, но Фред сказал, что я могу приходить в отдел в любое время – чек я буду получать в любом случае. Иногда мне было труднее усидеть дома, чем прийти сюда; мне не хватало постоянной активности, разговоров коллег. Похоже, меня здесь ждали с нетерпением – как только я вошла, все тепло меня встретили.
После обмена любезностями все вернулись к своим делам – их мир не потерял целостности. Все, кроме Спенса и Эскобара.
– Как дела, Лени? – с искренним беспокойством спросил Эскобар. – Ты выглядишь немного усталой.
Я видела себя в зеркале сегодня утром. «Немного усталой» прозвучало как комплимент.
– Не слишком хорошо, Бен. Вчера вечером мне позвонил Йоханнсен. – И я рассказала им о намерениях Шейлы Кармайкл.
– Дерьмо, – коротко прокомментировал Спенс.
– Да, дело дрянь.
Мы немного посидели в мрачном молчании, а потом я сказала Спенсу:
– Послушай, я бы хотела нанести визит Джесси Гарамонду. Что ты об этом думаешь?
Он с минуту смотрел на меня, ничего не понимая.
– Мне кажется, пришло время вытащить его из тюрьмы.
– Лени, он очень плохой парень. Оставь это дело.
– Но я хочу с ним поговорить.
После некоторых колебаний он согласился.
– Ладно, но мне это не нравится.
Мы приехали в тюрьму по той же дороге. Когда мы подходили к доске для афиш, где раньше красовалась реклама «Здесь едят маленьких детей», я закрыла глаза. И не открывала до тех пор, пока у меня не появилась уверенность, что мы прошли мимо. Сейчас там наверняка висел другой плакат, но мои глаза все равно увидели бы там прежнюю афишу. А мне совсем не хотелось думать на эту тему.
Пистолет Спенса остался при нем, но мое оружие лежало в столе Фреда, куда он его спрятал после того, как забрал у меня.
