Ужасная, немыслимая судьба для человека, который верит в загробную жизнь. Как же это страшно – знать, что твои останки будут развеяны по ветру, как жалкая пыль. Но ничего другого он не заслужил.
– Я не единственная, кто не обретет на этой земле покоя, если вы проявите к нему милосердие. Он не пожалел моего сына и тысячи других сыновей.
– И вы не одна, кто так думает, – тихо сказал он. – Но я обязан выслушать его просьбу – как судья и слуга Господа.
– Когда вы с ним встретитесь?
– Приговор будет вынесен завтра. Значит, я должен встретиться с ним сегодня.
– Я дам вам тот же совет, который дали бы мне вы, если бы мне предстояло войти в прибежище зла.
– А именно…
– Не позвольте ему усыпить вашу бдительность. Дьявол – мастер лжи и принимает самые разные обличья, и вам суждено с ним встретиться в верхних апартаментах.
Я вернулась к сыну, и мы сделали вид, что ужинаем. Мы возили еду по тарелкам, перепачкали все пальцы, но наши вилки так и остались без дела. Наконец молодая сестра, которая принесла нам подносы, вернулась и забрала их, почти в том же виде, в каком они были доставлены.
На вечернюю службу мы отправились вместе, а когда каждому пришло время обратиться к Богу со своими просьбами и желаниями, я попросила его позаботиться о том, чтобы наказание Жиля де Ре было быстрым и верным.
– Завтра вынесут приговор, – сказала я, поднимаясь с колен. – Мы будем присутствовать на заседании в память о моем сыне и твоем брате, а также тысяч других детей, отнятых у матерей.
– Аминь, – сказал Жан.
Выйдя из часовни, мы разошлись в разные стороны, он намеревался присоединиться к тем, с кем приехал сюда, а я отправилась в монастырь. Когда я шла по двору, ко мне приблизилась молодая сестра и передала, что его преосвященство хочет со мной поговорить.
Я тут же без колебаний направилась в его апартаменты.
Епископ предложил мне сесть, и я повиновалась, но, устроившись поудобнее, сразу начала задавать вопросы.
– Как прошла встреча?
По выражению его лица, на котором застыла боль, я поняла, что он согласился на просьбу милорда.
– Он будет похоронен на освященной земле, – тихо ответил он. – Сначала мы его повесим, затем предадим тело огню, но труп будет извлечен из пламени, прежде чем превратится в пепел.
Он посмотрел мне в глаза, словно ждал ответа. Я сознательно помолчала несколько мгновений, прежде чем заговорить снова.
– Символическое сожжение. – Я испытала страшную горечь и была недовольна, но не находила слов, чтобы выразить свои чувства. – А что насчет остальных?
– Он попросил, чтобы им позволили умереть после него – они должны видеть его казнь и знать, что он не избежал наказания; он считает, что они это заслужили, учитывая, что он вовлек их в свои преступления, ведь они состояли у него на службе. Он уверен, что, если бы не его влияние, ни Пуату, ни Анри не вели бы такую гнусную жизнь. Я согласился. Мне показалось, что это разумное решение судьбы слуг.
– И он умрет так, как вы сказали?
– Да.
Я даже не пыталась скрыть свое горькое разочарование.
– Вы заключили дьявольскую сделку, ваше преосвященство. – Возмущенная и сердитая, я встала и повернулась к нему лицом. – Что он предложил вам взамен? Ключ к сундуку, наполненному золотом, который вы должны доставить герцогу Иоанну? Формулу, позволяющую превращать один металл в другой? Святые Дары Христа?
– Жильметта, я не могу сказать…
– Я ожидала от вас большего.
Не говоря ни слова, я повернулась и вышла, не скрывая слез боли от еще одного предательства.
Я стонала и металась на своей постели всю ночь. Я ворочалась с боку на бок, и простыни пропитались потом. На следующий день утром суд собрался с единственной целью – объявить вину Этьена Коррило, известного под именем Пуату, а также Анри Гриара, слуг барона Жиля де Ре, которых приговорили к смерти через сожжение. Оба смотрели в пространство и, казалось, ничего не замечали вокруг себя. Ни тот ни другой не произнесли ни слова в свою защиту. Их отвели в холодный, темный, грязный подвал, где они останутся до конца своих жалких жизней, в то время как их умный и проницательный господин будет спать на роскошной постели в комнате с пылающим камином. Такова Божья справедливость, хотя, с моей точки зрения, называть такое справедливостью просто непристойно.
