— Куда?
Как ему объяснить то, него он сам не знает? Какие слова подобрать, чтобы Феба поняла? Данту в ту минуту как никогда нужна была Джиллиан с ее умением общаться с детьми, которое она проявила сразу же, как только Феба появилась в его жизни.
— Феба, ты помнишь, как объяснила Беатрис твой переезд ко мне?
— Она сказала, что вы мой настоящий отец, и раз моя мама умерла, я приехала жить к вам, потому что тут мой дом.
Дант кивнул. Как просто и очевидно! И как ловко обойдены обстоятельства появления Фебы на свет.
— Так вот, у Беатрис тоже есть мама, папа и даже трое братьев. Она была оторвана от них какое-то время, потому что лишилась памяти.
— И не могла их вспомнить?
— Верно. Но теперь мы узнали, кто они. Я выяснил ее настоящее имя и где живет ее семья. Феба задумалась, потом спросила:
— Значит, она не Беатрис?
— Нет, ее зовут Джиллиан, Джиллиан Форрестер. А ее отец — маркиз Адамли. Феба вновь помолчала с минуту:
— Как тот человек, за которого вышла замуж моя мама?
Теперь пришла уже его очередь погрузиться в молчание. Чего-чего, а этого вопроса он никак не ждал.
— Да, отец Джиллиан тоже маркиз, как и тот человек, за которого вышла замуж твоя мама.
— Значит, он тоже плохо с ней обращается, как тот человек со мной? Может быть, тогда Джиллиан вернется жить к нам?
Эти слова, произнесенные тоненьким детским голоском, разрывали сердце Данта на части. Он взял девочку за руки:
— Феба, тот человек плохо с тобой обращался? Он что, бил тебя?
Феба покачала головой и прикусила губу.
— Нет, он просто обзывался. Говорил, чтобы я не подходила к нему и не разрешал мне вспоминать про маму. — Помолчав, она добавила: — Мисс Стаутвел била меня, когда я показывала ей язык.
Дант притянул Фебу к себе, гладя ее по голове:
— Никто и никогда больше не ударит тебя, Феба. Обещаю!
«Обещаю…» Это слово комом застряло у него в горле. Он вспомнил сейчас, что уже давал недавно одно обещание… и не сдержал его.
— А где теперь Джиллиан? — спросила Феба, отстраняясь от него и заглядывая ему в глаза.
— Она вернулась к своей семье. Туда, где ее дом. Она больше не будет жить с нами.
Феба продолжала стоять на том самом месте, где остановилась, когда заметила отсутствие Джиллиан за обеденным столом. Но теперь по ее щечкам побежали крупные слезы. Данту и без того было худо от потери Джиллиан, но когда он увидел, что его дочь плачет, ему стало неизмеримо хуже.
— Но я не попрощалась с ней, — проговорила Феба, вновь посмотрев на него. Губы у нее дрожали. — Мне плохо без нее, милорд.
Дант аккуратно вытер ей слезы кончиком большого пальца.
— Я знаю, Феба. Мне тоже плохо. Феба шмыгнула носом и утерла его рукой. Дант вынул из кармана носовой платок и протянул ей:
— Высморкайся.
Она высморкалась.
Когда он убрал платок обратно, Феба подняла на него глаза:
— Вам тоже печально оттого, что Джиллиан уехала?
— Да, Феба, еще как.
— Но вы не плачете.
— Это потому, что мужчины не плачут.
— Никогда?
Он покачал головой.
— А почему?
— Мужчины не плачут потому, что от этого мнется шейный платок. А женщины не носят шейных платков, поэтому они плачут и за себя, и за нас.
Феба задумчиво уставилась в пол. Судя по всему, это объяснение показалось ей правдоподобным. Она пожала плечами и вновь прикусила губу. Плакать она перестала, а через минуту вновь посмотрела на Данта:
— Кто же будет сегодня пить чай со мной и миссис Филливикет?
— Что за миссис Филливикет?
— Моя кукла. Это Джиллиан помогла мне придумать для нее имя.
Дант улыбнулся. Он представил себе, как Джиллиан сидит с Фебой и ее куклой за чашкой чаю и они ведут свои женские разговоры… Он выпрямился, взял Фебу за руку и отвел к столу.
— Я найму гувернантку, которая поедет с нами жить в Уайлдвуд, и поставлю перед ней условие, чтобы она ежедневно чаевничала с тобой и миссис Филливикет. Если хочешь, ты сама поможешь мне выбрать подходящую гувернантку. Но на это в любом случае уйдет какое-то время, а пока позволь мне присоединиться к тебе и миссис Филливикет, хорошо?
— Какого дьявола?! Где ты был?!
Очнувшись, Дант закрылся рукой от внезапно вспыхнувшего света. Рядом с ним на столике стояла нетронутая рюмка с бренди. Он не знал, который час и как долго он уже сидит здесь. Впрочем, ему было все равно.
