– А я нет! Хотя, как ты сказал, именно мне придется делать все, а тебе – ничего.
– Джексон не писал ничего подобного, – резко возразил Вернон. – Он лишь написал, что мы будем работать по отдельности.
По голосу брата Аманда поняла, что задела его самолюбие, и тут же почувствовала раскаяние.
– Ты же прекрасно знаешь, что сделал гораздо больше меня. Прости, но сегодня утром я чувствую себя настоящей стервой. Ты прав: этого следовало ожидать.
– Ты прекрасно выглядишь, – проговорил Вернон.
Улыбнувшись про себя, Аманда подумала, что он вспомнил старое правило: если женщина спорит с тобой, польсти ей, и она растает.
Но ей не хотелось расстраивать брата. Она собрала вещи, позвонила и вызвала носильщика.
– Ты не представляешь себе, как хорошо на улице, – сказала девушка, пока они ждали его. – Все вокруг будто создано для отдыха богов. Неудивительно, что римляне так любили эти места.
– Я не могу сейчас думать об истории, – ответил Вернон. – Вчера я был не против того, чтобы взглянуть на древние, седые развалины, сегодня мои мысли слишком заняты.
Аманда подумала, как хорошо было бы хоть раз поговорить с кем-нибудь, кому интересно то же, что и ей: люди, история, забытые цивилизации, народы, которые создали великие империи…
Но прежде чем она успела ответить брату, пришел носильщик.
«Не привлекайте к себе внимание, – советовал им Джексон. – Потертые чемоданы, незаметная одежда», – такие инструкции они получали от него перед началом каждого дела. Но Аманда знала, и это тешило ее самолюбие, что, куда бы они ни приезжали, они не оставались незамеченными.
Они оба были красивы. Вернон – высокий, светловолосый, типичный греческий атлет. Она миниатюрная, светловолосая и голубоглазая, с безупречной грацией. Ее сочные алые губы и огромные глаза были возбуждающе таинственны.
– Даже Джексону не удастся заставить нас слиться с толпой, – проговорила она вслух.
– Не вздумай говорить ему об этом. Он представляет нас серыми мышками, которые копошатся в своих норках и на которых никто не обращает внимания.
– Это лишь доказывает, что Великий Джексон не так умен, как ты мне все время твердишь, – улыбнулась Аманда.
– Не знаю, почему ты так настроена против него. Он же помогает нам.
– У меня ощущение, что каким-то непостижимым образом он извлекает из всего этого свою выгоду.
– Какую же? Каждый пенни, украденный нами, мы посылали людям, включенным в тот список, что мы вручили Джексону.
– Я имею в виду не деньги! – сказала Аманда, не в силах объяснить, что имела в виду. Вернон, утомленный спором, замолчал.
Уже в самолете мысли Аманды вновь обратились к Джексону. Почему он им помогает? Предстоящая встреча пугала ее.
Ей захотелось попросить Вернона написать Джексону, что они передумали, что довольно уже того, что они сделали…
Но она знала, что Вернон принес клятву. Это был его крестовый поход, и это был единственный способ довести дело до конца.
– Я буду работать до конца своих дней, чтобы выплатить всем, – заявил Вернон, когда они в самом начале заспорили по поводу сотрудничества с Джексоном. – Но ты не хуже меня знаешь, что большинство людей, которым мы хотим помочь, умрут раньше, чем я заработаю достаточно. Кроме того, почему именно те, кто содействовал банкротству отца, должны уйти от ответа? Если бы я мог пустить по миру их всех, я бы так и сделал.
В голосе Вернона звучала бессильная ярость, и Аманда сказала единственное, что могла сказать в этой ситуации:
– Я помогу тебе, конечно, помогу.
Жребий был брошен.
Макс Мэнтон! Она подумала, что все их прошлые дела – каждая опасность, каждое преодоленное препятствие – были лишь репетицией перед этим окончательным экзаменом.
Аманда решила, что попросит Джексона поподробнее рассказать ей о Максе Мэнтоне, хотя в глубине души была почти уверена, что он не захочет делиться с ней всей информацией.
Она крепко сжала руку брата.
– Мне очень не хочется расставаться с тобой. Мне хорошо, только когда мы вместе. Я не верю, что смогу справиться одна.
– Мы должны действовать так, как указывает Джексон. Не стоит ненавидеть его, это неразумно с твоей стороны, Аманда.
