Дверцы открылись, и из кареты выскочил маленький человечек. Его усы, закинутые за плечи, гордо поднялись, они торчали влево и вправо на девять локтей, и он шевелил ими, как сверчок, который собирается затрещать.
— Это мои друзья: Юлий Пробка и Макарий Гуляйнога.
— Кто же вы, господа?
— Любезные пчеловоды!
— Значит, у вас есть мёд, — облизнулась королевна.
— И какой, — похлопал Пробка по набитому золотом кошельку. — Посмотрите, вот наша пасека и прилежные пчёлки, — ехидно засмеялся он, показывая на лежавшие в долине лачуги скупцов.
А дело было так…
Все трое жили раньше в Скупицах. Юлий Пробка был там учителем, но дети скупцов в школу не ходили; на такие глупость, как поэтика, никто не хотел тратить ни времени, ни денег. Нужно вам сказать, что Юлий Пробка напечатал даже несколько стихотворений в столичных газетах. Опубликовав, своё очередное творение, он выходил из деревни на перекрёсток и мечтал о лавровом венке.
Но, несмотря на временные успехи, Пробка постоянно голодал и был тощ, как щепка. Если бы не словари и не издание по королевскому указу труда графа Майонеза «Как я избежал ошибок Ганнибала в войне с Блаблацией», которыми поэт нагружал свои карманы, его легко мог бы унести слабый ветерок.
В Скупицах он сблизился с другим артистом, виртуозом бритьенных дел — парикмахером Франтишеком Хилым. Но поскольку в Скупицах никто не был столь расточителен, чтобы бриться и делать прическу, а излишек волос жители выдирали друг у друга в непрестанных спорах и драках, то и ему угрожала в скором времени голодная смерть.
Последний из друзей, Илларий Уголёк, жил точно так же, как и три поколения его предков, надеждой, что в Скупицах надумают что-нибудь построить. На этом последнем из Угольков и надежде и роду суждено было угаснуть.
Пробка, Уголёк и Хилый сошлись однажды вечером и решили, очистив сапоги от грязи, незамедлительно пойти по свету.
Так они и сделали.
После восьмидневных скитаний они встретили возвращающиеся из Тулебы фургоны бродячего театра. Хозяин труппы так любил ужасы, что посоветовал им — он утверждал, что этого требует справедливость — стать разбойниками (разумеется, после того, как они немного подкормятся и окрепнут) и насильственным образом присваивать себе принадлежащую им часть общественного дохода. Он подарил им множество реквизита из своего театра — шляпы, пистолеты, алебарды и верёвки.
Так был образован «Союз Любезных Пчеловодов». Франтишек Хилый принял имя сурового Гуляйноги. Уголёк отпустил огромные усы; навощённые, они торчали в стороны, точно две рапиры. Маленькие птички, думая, что это ветки, садились на усы атамана и нарушали грозное впечатление невинным щебетанием.
— В тот момент, когда я встретился с ними, они готовились к сбору мёда, — воскликнул петух.
— О, у нас традиция, мы делаем это два раза в год, — объяснил Пробка.
— И вам это удаётся?
— Всегда… Это делается так: сзади к карете мы привязываем дырявый мешок с медяками и едем галопом через Скупицы; следом за нами бегут скряги, ссорясь из-за каждого гроша. Так мчатся они за каретой день или два, а в это время мы опустошаем хаты и вытаскиваем из укрытий спрятанное золото.
— Но как же это можно?
— Во-первых, мы делаем это с воспитательной целью, чтобы излечить скряг от скверного порока — от скупости; во-вторых, половину добычи мы всегда отдаем беднякам, которым сами они и не подумают помочь. Впрочем, вы учёная лисица, — обратился он к Хитраске, — вы знаете, что в каждом королевстве найдутся среди финансистов такие чародеи, которые сумеют несколькими заклятиями заставить раскошелиться зажиточных граждан.
— Господа, уже второй час, нам пора в путь…
— А вот мы как раз бедные, — пролепетал Мышибрат.
— Я помогу вам; подождите, пока мы кончим собирать мёд, — вы получите свою долю. Или, может быть, вы спешите?
— Нет, нет, мы не хотим денег, дайте нам чего-нибудь перекусить, — кукурекнул петух, вытягивая клюв в сторону увесистого чемодана.
Юлий Пробка ловко вскочил на крышу кареты, расстегнул ремни, достал буханку хлеба, три локтя колбасы, полпирога с черносливом и оплетённую тростником бутыль, в которой весело булькало вино.
