Кусок за куском Сили скормил ему таким образом весь батон.
В желудке у Кирана бурчало. Ему показалось, что его может стошнить, но он проглотил комок в горле. Он не мог себе этого позволить. Он должен удержать эту еду внутри.
И только теперь ему пришло в голову, что эта еда могла быть отравлена.
Он сел, дрожа от усилий, и спросил:
— Ты только что отравил меня?
— Нет. — Сили выглядел обиженным.
— Тогда почему?
Мальчик взял пистолет, лежавший у него на коленях, и положил его на пол. Он тронул курок, повертел его, полюбовался его профилем. Наконец он сказал:
— Мне было жаль тебя.
Значит, он все-таки был человеком.
— А что говорят другие мальчики?
— Я не собираюсь помогать тебе, если ты подумал об этом.
Киран был так слаб, что просто лег на бок и лежал так, тяжело дыша.
Киран предпочитал Сили Максу, потому что Сили был просто мрачным и недружелюбным, а Макс был жестоким. Ему нравилось прислоняться к правой стене, потому что оттуда ему было видно зеркало и он мог смотреть в него, представляя, что это окно в другую комнату. Странно, как такие вещи стали служить ему мерой комфорта. Каким маленьким стал его мир.
— Сарек про тебя спрашивал, — мимоходом бросил Сили.
— Что ты ему сказал?
— Я сказал, что ты похудел.
Киран принял эту новость с мрачным вздохом. Значит, мальчик только хотел его поддразнить.
— Он просил передать привет, — добавил Сили странным тоном.
Это казалось таким странно дружеским, настолько было не к месту здесь, что Киран понял глаза на лицо мальчика. Выражение лица Сили было непроницаемым. Неужели он предлагал что-то Кирану?
— Ну, тогда… скажи ему… — Мозг Кирана судорожно заработал. Что он должен сказать? Он попытался воскресить в памяти свой первый день здесь, когда он еще не подозревал, что такое голод. У него тогда была хорошая идея. Идея о том, как выбраться отсюда. Что же это была за идея?
Киран закрыл глаза и попытался вспомнить.
Суд. Это слово вспыхнуло в его мозгу. Да.
— Скажи Сареку, что они с другими мальчиками должны предложить мне суд.
— Сет над этим здорово посмеется.
— Они должны сказать, что хотят увидеть мои преступления раскрытыми.
— Ага, — усмехнулся Сили. — Сет, несомненно, купится на это. Потому что он дурак, не так ли? — Сили покачал головой. — Сет меня убьет.
Киран отмахнулся от слов Сили, как от облака мошек. Ему было плевать, что Сет сделает с Сили. Он умирал от голода. Ему нужно было выбраться отсюда.
Киран спал. Со времени его разговора с Сили и его попытки наладить связь с внешним миром дни тянулись бесконечно, похожие на пустыню, простирающуюся до самого горизонта. Он терпел периодические издевательства Макса и визиты Сета, который раз за разом спрашивал его, не готов ли он признаться. Но большую часть времени ему было нечего делать — только думать. Он думал об Уэверли. Он думал о своих родителях. Иногда он уверял себя, что они уже на пути домой и скоро он с ними увидится.
Он мысленно беседовал с ними. Он рассказывал им, что он собирается делать, когда наконец вырвется отсюда. Он спрашивал их совета. И иногда он слушал. Иногда он был уверен, что то, что он слышал, не было его воображением. Голос, который звучал в его голове, словно далекий колокол, сообщал ему что-то.
Скоро этот голос перестал быть похожим на голос его папы, или мамы, или Уэверли, или кого угодно еще из его друзей. Этот голос был его голосом.
Однажды ночью, когда Киран чувствовал, как смерть витает в углу его вонючей камеры, он обратился к нему.
— Выпусти меня отсюда, — тихо взмолился он. — Я не хочу умирать.
«Ты будешь освобожден», — ответил голос.
Кирану показалось, что на этот раз он слышал голос своими ушами, не просто своей головой. Кто-то был здесь? Он открыл глаза и посмотрел на потолок над собой. Слева он услышал чье-то дыхание и, повернув голову, увидел Макса Брента, который клевал носом, положив пистолет на колени. Голос принадлежал не Максу. Этого не могло быть.
Киран подумал, что, возможно, у него галлюцинации, но вообще-то сейчас его сознание было гораздо более ясным, чем в последние дни. Он снова закрыл глаза.
— Когда? — спросил он.
«Когда придет время». — Голос жил в пространстве между его ушами и мозгом, там, где звук приобретает смысл.
