Рядом с распахнутым во двор черным ходом темнели двери в жилую половину - в затененную полукомнату?полукухню с хрустальным сахарным колокольчиком, горевшим над столом и день, и ночь. Дальше начинались уже собственно апартаменты. Миновав полумрак кухни, Анука замерла, оторопев от удивления - как это можно вот так запросто пересечь пространство, что открылось ей с порога? Из дверного проема она увидела большую комнату с навощенным вишневым полом, наступить на который казалось невозможней, чем на поверхность озера.
Вдалеке комната выглядела солнечной, а у порога чуть сумеречной, как бывает иногда с залами на первых этажах. Мебельный ансамбль, простиравшийся от ближних стен к дальним, околооконным (Анука сразу поэтому восхитилась), был столь же бесполезен, сколь великолепен: эти длинные и, такие же, как и полы, вишневые, по бокам поднимавшиеся вверх и нисходящие к середине все ниже, буфеты и подстолья, предназначенные, как догадалась Анука, ни для чего иного, кроме как для того, чтобы быть уставленными фарфоровыми статуэтками дам в кринолинах и кавалеров в чулках. Они не могли помещаться ни в каких других пенатах или вообще быть где?то сработанными, но могли стоять здесь всегда, появившись одновременно со стенами дома, как сами возникают скалы, огибающие залив, - скалы, которые все?таки нерукотворны и сделаны из вещества природы.
За первой комнатой виднелась вторая, посветлей, оттого, наверное, что была она не такая просторная и, как подумалось Ануке, несколько другая. В чем другая, она пока не знала, но потом поняла: то была комната, наполненная сегодняшним временем, - там жили Ира и Аллочка Альские, дочь и внучка Рипсов.
В этой первой комнате с неправдоподобным, как глубокое озеро, полом, где под окнами леденели голубые квадраты, Анука увидела барона. Он не был убитым, и он не лежал, а был склонен над размещенной то ли на спинках стульев, то ли на верстаке лаковой поверхностью в виде полуовальной столешницы - был склонен и напевал. Он выглядел тучным и, как говорила бабушка про их дедушку, импозантным. В его руках с небольшими и выпуклыми, как черепаховый панцирь, коричневатыми кистями, как бы вздутыми от водянки, мелькала багряная круглая подушечка, пропитанная морилкой или скипидаром, словом, чем?то мебельным.
Борис Львович поздоровался грудным звучным голосом, и в тот же миг Анука уже знала, что если даже она и понравится или уже понравилась здесь, ей все равно никогда не иметь отношения ни к этим комнатам, ни к Борису Львовичу и Антонине Сергеевне, ни ко всей той счастливой бесконечности, что называется их жизнью.
Борис Львович поздоровался очень живо и пристрастно и, как показалось Ануке - именно и лично с ней, отчего у нее в груди разлилось, что он?то нравится ей ужасно!
- А что это? - спросила Анука, вставая рядом.
- Красное дерево. Это будет столом, сороконожкой. За такой могут сразу садиться сорок человек. То что ты видишь - пока только часть. Вот этой подушечкой надо сделать по каждому пятачку примерно тысячу поглаживаний, и тогда можно будет сказать, что стол отполирован.
- Да, но это же долго!.. - тайно кокетничая, капризным голосом протянула Анука.
- А мне по сердцу, я даже не замечаю, - ответил Борис Львович. - А ты что любишь?
- Блинчики с вареньем.
- Да нет, что делать больше всего любишь?
- Майских жуков вечером ловить.
- Это да, - согласился Борис Львович.
Потом Анука увидела иссиня?черноволосую, черноглазую кудрявую девочку немножко младше себя, Аллу Альскую, стремительно вбежавшую к ним из?за тех дверей, за которыми ее раньше не было, - Анука догадалась, что она явилась, наверное, со внутреннего дворика. Хотя Анука и почуяла, что это не очень?то интересно - ну что ж, она будет согласна с ней дружить... Алла обрадовалась Ануке и тотчас ее приняла, но она была здесь дома, она жила в этом вишневом наваждении, перемеженном сине?голубыми тарелками с гербами.
- Дедушка, ты не видел мой свитер? - гортанно спросила Алла.
- Да вот сам его жду!
- Ах, нет, дедушка, я ведь правда!
- Да говорю же: вот стою его жду - он тут проходил недавно и сказал, что опять скоро будет...
