Ив нащупал охапку сена на полу и, усевшись рядом с Элиасом, обнял его за напрягшиеся плечи. Мальчик пытался заставить его прилечь, но тот долго сопротивлялся. Наконец худое тело больного обмякло, и монах с приглушенным стоном вытянулся на соломе. Неизвестно, поддался ли он на уговоры мальчика или просто рухнул от изнеможения.
Брат Элиас лежал ничком, уткнувшись лбом в ладони. Ив собрал несколько охапок сена и укрыл им больного, чтобы хоть немного согреть, потом улегся рядом. Через некоторое время он услышал, что Элиас глубоко дышит, и понял, что тот спит.
Ив лежал, тесно прижавшись к брату Элиасу, обняв его за плечи одной рукой. Он был исполнен решимости не спать и караулить больного, хотя он замерз и устал. Мальчик решил обдумать случившееся, но ему не хотелось вспоминать слова, сказанные братом Элиасом, и еще меньше — вникать в их смысл. Они означали что-то ужасное. Все, что он мог сделать для этого сломленного человека, к которому чувствовал такую странную и упрямую нежность, взяв на себя ответственность за него, — это не допустить, чтобы тот снова сбежал и потерялся, а утром пойти поискать помощь. Для этого ему сейчас надо бодрствовать.
Несмотря на эти соображения, он чуть не задремал, когда его снова разбудил голос, который был слегка приглушен оттого, что говоривший уткнулся в руку.
— Сестра… моя сестра… Прости мне мою слабость, мой смертный грех — мне, который стал твоей смертью! Хьюнидд! Она была похожа на тебя, такая же теплая и доверчивая в моих объятиях… После шести месяцев воздержания, внезапно такой голод — я не смог этого вынести, он сжигал мне тело и душу!
Ив лежал тихо, обнимая брата Элиаса, и был не в состоянии ни пошевелиться, ни перестать слушать.
— Нет, не прощай! Как я смею об этом просить? Пусть земля поглотит меня и предаст забвению… Малодушный, слабый, недостойный — вот кто я!
Еще более длительное молчание. Ив понял, что брат Элиас все еще спал и во сне облекал в слова свои прегрешения, которые беспощадно обнажились перед его совестью. Несчастный извивался от мук, но не просыпался. Никогда раньше Ив не смог бы себе представить, что его юное сердце сможет вместить такой ужас, такую жалость и такое желание защитить этого безумного человека.
— Она приникла ко мне… Она совсем не боялась, потому что была со мной и верила мне! Милосердный Боже, я ведь мужчина, в жилах у меня течет кровь, а не вода, у меня мужское тело и мужские желания! — воскликнул брат Элиас, издав приглушенный мучительный стон. — И она мертва — та, которая так мне доверяла!…
Брат Кадфаэль после повечерия заглянул к больному, чтобы проверить, как у него дела. Он захватил с собой молодого брата, чтобы сменить Ива. Каково же было их изумление, когда они увидели, что дверь открыта, постель разворочена, а келья пуста. Конечно, можно было найти менее зловещее объяснение, чем то, которое напрашивалось, но Кадфаэль направился прямо к входной двери и стал искать хоть какие-то следы, на которые не обратил внимания, когда входил. Снег во дворе был покрыт множеством свежих следов — братья уже разошлись из церкви, — и далее их быстро заметал снег. Однако еще видны были и слабые следы, ведущие прямо к сторожке. Всего-навсего неясные впадины на снегу, но их еще можно было разглядеть. И мальчик тоже ушел! Что же могло произойти в келье лазарета, что заставило брата Элиаса решиться на такой опрометчивый и опасный поступок после длительного периода апатии? Конечно, если в его больную голову внезапно пришла мысль что-то предпринять, вряд ли подросток смог его остановить. И, несомненно, гордость не позволила бы Иву покинуть несчастного, ответственность за которого он на себя взял. Теперь Кадфаэль уже достаточно хорошо знал этого юного лорда.
— Ты беги в странноприимный дом, — отрывисто приказал он молодому брату, — и расскажи Хью Берингару, что случилось, а также удостоверься, что брата Элиаса и мальчика там нет. Я пойду к приору Леонарду, и мы обыщем весь монастырь.
Приора Леонарда известие об исчезновении брата Элиаса встревожило и опечалило. Он тотчас же разослал монахов обыскивать всю территорию, включая даже ферму и амбары. Появился Хью Берингар, который был уже в плаще и сапогах. Он приготовился к худшему и был резок со всеми, кто попадался ему под руку. Параллельные поиски, организованные и приором, и Берингаром, как представителем власти, заняли немного времени и не принесли никаких результатов.
