В ладонь ткнулся камень – его сотоварищ понял смысл возни капитана у завала. Вот и здорово! Теперь никакой сквозняк немцам не поможет.
Правда, слышимость тоже резко снизилась – ну и фиг с ней!
Минута, другая – внизу проскрипели под ногами камешки, раздались голоса – преследователи обнаружили, наконец, помещение. Некоторое время они перекликались, пару раз что-то гулко ударило по стене – простукивали подозрительные места. Потом голоса стали глуше, шагов и вовсе стало не слышно. Но монах какое-то время продолжал сидеть неподвижно, не двигаясь и почти не дыша.
Но нет, голосов снизу уже не было слышно совсем. Не раздавались более и шаги.
– Ушли ироды… ну и славно! Пойдемте, господин капитан, пора и нам.
Капитан и не предполагал даже, что подземелья могут оказаться настолько обширными! Только тот коридор, по которому они шли, тянулся уже почти на километр и конца-краю ему не предвиделось. В какой-то момент его провожатый, открывавший рот только для того, чтобы предупредить спутника о нависающем своде или крутом спуске, внезапно остановился. Поднял лампу, посветил в стороны и присел на выступ стены.
– Присаживайтесь и вы, господин капитан. Отдохнем. Тем паче, что спешить нам с вами особо некуда.
– А что вы меня всё господином называете? Давно уж нету их… господ-то!
– Привычка, – пожал плечами провожатый. – К старшему по званию всю дорогу так и обращались…
– Подождите… так вы, что – из этих? Ну, из офицеров что ли?
– Точно так, – кивнул монах. – Поручик Савельев. Григорий Викторович я. Артиллерист.
– А… – не сразу нашелся, что ответить ему Ракутин. – Почему на вас такие одежды?
– Потому, господин капитан, что ныне я в рядах Христова воинства состою. Тут моя служба.
– И… давно?
– С двадцать третьего года уже. А вы, простите, как давно в армии?
– Изрядно. Сначала простым пограничником был, после уже и в Испании повоевал, в Финляндии… Теперь вот сюда послали, да только криво как-то все вышло, – умолчал об истинной своей задаче Ракутин.
– С германцем-то повоевать успели?
– А вы?
– С четырнадцатого года на фронте. Австриякам сала за воротник заливал, потом уж – это в пятнадцатом году-то, и с немцами сцепились. Серьезный это противник, знающий.
– Не спорю, это я ещё по Испании отметил. Ну и здесь… – Алексей, опуская ненужные подробности, рассказал Савельеву о том, как он встретил первые дни войны.
Монах, погасивший лампу, молча сидел рядом, вслушиваясь в слова капитана.
– Как же так, господин капитан? Столько сил на оснащение положили, технику всякую к границе гнали – и где оно все? В ту войну, чтобы до этих мест дойти, германец куда как сильнее напрягался! Отчего ж сейчас его никто сдержать не сумел? – не выдержал он под конец рассказа. – А чтобы мирных жителей, да раненых в сарае сжигать… это и вовсе озвереть надобно!
– Не увидел я там особого зверства, – пожал плечами Алексей. – Будто булку тот офицер резал, спокойный был, да и не переживал немец особо по этому поводу. Не достал я его… а, жаль!
– Это уж ваше упущение, господин капитан! – твердо ответил его спутник. – Для чего вас народ столько учил? Не для того, я мыслю, чтобы промахивались!
– Да, кабы он мне на мушку попал… там бы и лег!
– Не попал, однако ж!
– Спрятался где-то, – высказал свое предположение Ракутин. – Солдат послал – а сам в деревне остался. А, может быть, и поранило его в той избе…Снаряд-то я им прямо в окно всадил!
– Да, – согласился монах. – Снаряд в окно, это, конечно…
– А что здесь-то вы делаете, Григорий Викторович? Сколько ходим-ходим… когда ж все это выкопали-то?
Спутник некоторое время помолчал.
– Отвык я от мирского-то имени… Марком ныне зовусь, так и величайте. А поручик Савельев… умер он для мира. Давно умер.
– Как скажете, – согласился Алексей.
– Не нами это копано, господин капитан. Зачем – про то, уж извините, не поведаю вам. Не мирское это дело.
– Но ведь и для военных целей проходы эти использовать можно было!
– Отчего ж тогда, форты да казематы, что наверху столько лет строили, никто использовать не стал? – ехидно поинтересовался провожатый. – Не малый город – Киев, что ж его так-то оставили? Мать городов русских – и германцу сдать?!