– Но вы же не думаете, что я дамся им живым? Чего тогда беспокоились-то? И искать уже никто ничего не станет…
Монах вздохнул.
– Короче, господин капитан, вы их тут собираетесь дожидаться или все-таки со мной пойдете?
– С вами, разумеется! Мне жизнь как-то не надоела еще.
– Ну, давно бы так, – снова хмыкнул бородач. – Вы на входе никаких следов не оставили?
– В смысле? – озадачился Ракутин.
– Вещей каких-нибудь… одежды – словом, всего, что может натолкнуть их на мысль, что они не зазря раскапывали завал. И соответственно, укрепить их в мысли, что здесь кто-то есть. И вот тогда, если они никого сразу не отыщут, то вопрос обнаружения верхних тоннелей – всего лишь, дело времени…
– Да, вроде бы нет…
«А ранец фашистский?» – всплыла в голове ехидная мысль.
– Стоп! Есть одна штучка – ранец трофейный я около завала бросил.
– И все?
– Всё.
– Точно ли? – усомнился бородач.
– Да, пойдемте – покажу!
– Не обессудьте, господин капитан, но тут я один много быстрее обернусь – места знакомые. А вы здесь побудьте, или наверх заберитесь. Хотя… лучше уж тут сидите, так оно вернее будет… – последние слова монах прокричал уже из глубины коридора.
Алексей присел на пол около лестницы и положил автомат на колени. Интересные тут монахи! По подземелью ходит быстро, сразу видно, что опыт у него в этом деле немалый. Да и по манере разговаривать… тут тоже кое-что просматривается. Как это он фашистов обозвал – «германцы»? Не просто немцами назвал или фашистами! Что-то в этом есть…
Прошло около получаса, и вдали зазвучали шаги, мелькнул на потолке отблеск от керосиновой лампы.
И хотя капитан не ожидал пока появления противника, однако, автомат взял наизготовку.
– Заждались? – монах вывернулся из-за поворота. – А германцы времени не теряют – уже слышно их работу, разбирают завал-таки…
– Ранец-то нашли?
– Этот? – в свете лампы показался трофей.
– Он самый.
– Ничего больше нигде не бросали?
– Да и нечего было…
– Ни у ладушки… лезьте наверх, господин капитан.
Просить дважды не пришлось, Алексей, забросив за спину ППД, вскарабкался по лестнице. Через минуту там же оказался и его собеседник.
– Давайте-ка мы лесенку назад затащим, одному-то мне трудновато это сделать будет.
Обитатель подземелий поставил лампу на пол и наклонился над лестницей. Пока Ракутин втаскивал её наверх, он успел мельком окинуть взглядом второй этаж. Да и не этаж это был, а, скорее, выемка в стене. Очень узкая, но достаточно глубокая – куда-то в темноту уходил темный провал.
– Берите её, господин капитан, надо поглубже утащить, на прежнем месте опасно оставлять. Мало ли…
Лестницу уволокли вглубь прохода, и монах, засучив рукава рясы, стал споро выкладывать стенку из камней на том месте, куда она только что опиралась.
– Положите свое оружие, господин капитан, да камни мне лучше подавайте – так-то оно быстрее будет. Не шибко снизу чего можно разглядеть, однако ж, господь небрежения не прощает. Полагаю я, от греха подальше, тут подобие завала изобразить, дабы и вовсе никаких греховных мыслей в голове не возникало у супостатов…
Сказано – сделано, уже через некоторое время на месте подъема возвышалась неслабая такая груда камней, почти до потолка перекрывавшая выемку. Алексей прикинул: если он, светя фонарем на потолок, и так ничего подозрительного не углядел, то и преследователи его навряд ли смогут что-то заподозрить.
– Тс-с-с! – вдруг попридержал его руку бородач. – Тише! Идут, вроде…
Он, прислушался, быстро задул лампу и потянул Ракутина за рукав.
– На пол садитесь! И оружие свое приберите! Не ровен час упадет, лязгнет или вовсе – пальнет…
Капитан подобрал автомат и присел на пол рядом с монахом.
– Теперь молчим и слушаем! И господа молим, чтобы эти нехристи отсюда поскорее убрались! – наклонился к его уху тот.
Тягостно тянулись минуты, но ничего пока не происходило. Сколько ни напрягал Алексей слух, так ничего подозрительного и не расслышал. Но ведь монах определённо что-то слышал же? Неспроста же он так напрягся?
– Сквозняк… – прошептали у него над ухом. – Лампу чуть не задуло! Это они вход откопали, оттого-то я и насторожился!
Алексей привстал и пропихнул немецкий ранец на верхушку рукотворного завала. Туда же он простроил свой вещмешок – и без того узкая щель стала и вовсе небольшой.
