А сводки с фронта всё больше и больше нагоняли тоску. Обстановка накалялась с каждым днем. Ракутин не считал себя выдающимся стратегом, но даже ему было понятно, немцы давили со всё возрастающей силой, и сдерживать их получалось с большим трудом. И далеко не везде. Постоянно приходящие сообщения о тяжелых боях, вгоняли капитана в тоску. Люди воюют, а он – грамотный диверсант, сидит непонятно где. И совершенно непонятно, зачем?
Без ответа остались его рапорта с просьбой направить на фронт – в каком угодно качестве. Батальонный комиссар сухо заметил при очередной встрече, что руководству виднее – где и каким образом задействовать товарища капитана.
– Не считайте меня педантом и буквоедом – вы, как опытный командир, должны понимать, что у командования есть свои резоны, которые оно совершенно не обязано вам раскрывать.
– Но ведь идет война! А я – как вы сказали, опытный командир, сижу здесь и занимаюсь всякой ерундой! Бумажки пишу…
Кипелов постучал по столу карандашом.
– Бумажки, как вы изволили выразиться, тоже кто-то должен писать. И читать. И анализировать написанное. Так что, товарищ капитан, советую вам взять себя в руки. И не пишите более рапортов – тем более, на имя товарища Сталина! Поверьте, у него и без вас дел достаточно…
Все изменилось однажды утром. Будучи вызванным для очередной «душеспасительной» беседы, Алексей встретил в знакомом кабинете новую личность. Помимо уже привычного Кипелова, за столом сидел пожилой особист со знаками различия полкового комиссара.
– Присаживайтесь, товарищ капитан, – кивнул он на стул в ответ на приветствие Ракутина.
Алексей уселся и вопросительно посмотрел на Кипелова. Тот сидел чуть сбоку на стуле у стены. Батальонный комиссар молча пожал плечами.
– Удивлены, товарищ капитан? – поинтересовался новый обитатель кабинета.
– Вы не поверите, товарищ полковой комиссар: обрадован!
– Вот как? – удивился тот. – Если не секрет, то чем?
– Ну, раз уж вы меня зачем-то вызвали, то какое-то решение так или иначе уже принято. Откровенно говоря, меня уже порядком достала эта неопределенность. То ли свой, то ли чужой, то ли враг народа, то ли друг… Хоть к какому-то выводу надо наконец прийти. Если я не достоин служить в качестве командира, так отправьте меня на фронт хоть помкомвзвода – все больше толку будет! Я тут штаны просиживаю да морду наедаю, а бойцы жизнь свою отдают. Как я буду людям в глаза после победы смотреть?
– А как по-вашему, товарищ Ракутин, когда эта победа будет? – поинтересовался собеседник.
– Ну, за два-три месяца мы их, конечно, не побьем, – пожал плечами капитан. – Немцы – вояки сами по себе неплохие, да и техника у них под стать. Кое в чем не только нашей не уступает, но и превосходит существенно.
– Это в чем же, если не секрет? – спросил полковой комиссар.
– Да хоть танки их взять! Если с нашей тридцатьчетверкой сравнивать, то по вооружению и броне немец ей, конечно, уступает. Но вот по удобству вождения, обзору немец значительно удобнее. Да и идет немецкий танк плавнее, с ходу стрелять легче. Оптика у немца лучше. Понимаю теперь, зачем мы эти трофейные танки эвакуировали: не иначе как товарищ полковой комиссар там что-то для нас любопытное углядел. Я-то не профессиональный танкист, каких-то мелочей мог и не заметить. А Лужин – специалист, ему с его колокольни виднее.
– Да, – кивнул особист. – Кое в чем вы, возможно, и правы. Хочу сказать, что командование высоко оценило ваши усилия в данном случае. Но об этом будем после разговаривать. Сейчас у вас уже новое задание есть.
– Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул Алексей.
– А чему вы радуетесь, товарищ капитан? Вы же не знаете, в чем это самое задание состоит.
– Да хоть черту хвоста накрутить – и то легче, чем вот так целыми днями дурака валять!
Особист хмыкнул. Протянул руку куда-то вбок, и на стол перед Алексеем лег фотоснимок.
– Посмотрите. Вот этот ящик, а точнее – его содержимое, вы должны будете доставить командованию. Так уж случилось, что мы не можем сейчас поручить выполнение этого задания кому бы то ни было еще. Вот здесь, – на стол лег лист бумаги с написанной комбинацией цифр, – код к замку. Запомните, записывать ничего не надо.
