«Достаточно! – оборвал мысленно сам себя Марков. – Что-то я стал сентиментальным. Старею, наверное…»
– Прошу вас, – гостеприимно указал Маркову на дверь мазанки болгарский полковник…
Тем же вечером Марков вернулся к своим разведчикам. Сбивая сено, на земляной пол сверху съехал сержант Куценко:
– А мы вас заждались, товарищ капитан!
Куценко встретил неподалеку от расположения болгар Бог весть за какой надобностью заехавшие сюда бензозаправщики того самого автотранспортного полка, со старшим лейтенантом из которого они устроили обмен бензина на вещи. Сержант и старлей и здесь уже успели чем-то взаимовыгодно обменяться.
– Горючки хоть залейся, – довольно доложил Куценко.
Марков только хмыкнул и покачал головой. Старая история повторялась.
– Ну а чего, бутовские запасы-то тю-тю – проездили… – развел руками сержант.
– Посты выставлены, – доложил лейтенант Чередниченко и добавил тревожно: – А вот связи так и нет…
– Скверно, что связи нет… Ужинали?
– А то! – похлопал себя по животу Куценко. – Обижаете, товарищ капитан…
– Ну и славно. А теперь всем свободным от несения караула – спать! – распорядился Марков. – Выступаем в шесть.
– Выступаем в шесть! – Лукин вынул из кармана кителя часы-луковицу на серебряной цепочке, со звонким щелчком откинул крышку и посмотрел на циферблат.
Над сербской деревней Житница догорала вечерняя заря необычайной красоты.
– На молитву… – привычно раздалось во дворе. Не занятые в нарядах бойцы взвода споро выстроились перед крыльцом.
– Шапки долой!
Седенький, щупленький доктор Головачев прочитал «Отче наш» роскошным дьяконовским баритоном, совершенно не вязавшимся ни с его преклонным возрастом, ни с его субтильной комплекцией. Доктор был единственным во взводе, кто еще носил югославский френч и фуражку русского образца. В такой форме поначалу ходили все чины Русского корпуса, пока их в приказном порядке не переодели в немецкое обмундирование.
Со стороны сада через низенький плетень за ними наблюдала старуха в домотканом платке, застиранном платье до пят, украшенном полинялой вышивкой. Какое-то время она приглядывалась к выстроившимся на дворе военным настороженно, затем с неподдельным удивлением. Дослушав молитву до конца, старушка всплеснула руками, истово перекрестилась и, прижав руки к груди, устремилась к Лукину и Милову, безошибочно распознав в них старших. Озираясь в сторону запертых уличных ворот, быстро-быстро заговорила вполголоса, мешая сербские и русские слова. Лукин ее даже поначалу не понял. А когда понял, только переглянулся с Миловым.
– Вот так дела, – озадаченно протянул подполковник Милов, качая головой.
Местная жительница сообщила, что группу ее односельчан усташи согнали в большой сарай за центральной площадью. Под замок заперли в основном женщин, детей и стариков. Якобы они сочувствовали и помогали красным партизанам. Возможно, попали к хорватам и таковые. Но в большинстве своем людей хватали без разбору, в основном сербов, но и не только. Под замок посадили несколько десятков человек. Территорию вокруг сарая с заложниками оцепили. Сегодня вечером на центральную площадь демонстративно завезли вязанки с хворостом. О намерениях усташей двух мнений быть не могло. Пьяные хорватские националисты, шатавшиеся по деревне, хвалились, что сожгут ненавистных сербов. Большинство оставшихся мирных жителей, бросив свои дома и имущество, подались в горы.
– Мы не можем это оставить просто так, – решительно заявил Лукин. Несколько секунд он подкручивал ус в раздумии, как лучше поступить. Потом распорядился:
– Два отделения со мной. Павел Ефремович, проводите меня к хорватскому командиру. Попробуем сначала поговорить по-хорошему…
К дому, где расположился штаб хорватского батальона, чины корпуса явились во всеоружии. Расположились вдоль улицы, перекрыв выходы из боковых переулков. Хорватский часовой засвистел в свисток. Минуту спустя явился разводящий.
– Доложи обо мне своему капитану, – по-немецки распорядился Лукин.
Своим солдатам Лукин с Миловым вполголоса приказали – в случае заварухи открывать по усташам огонь на поражение и с боем уходить из деревни через окраину, где располагалось третье отделение взвода. Для связи с оставшимися в месте их квартирования чинами был послан юнкер Юра Милов. Спустя пять минут Лукин с подполковником Миловым стояли в просторной деревенской горнице. В наполовину занавешенное окно Лукин увидел, что его первое отделение рассредоточилось по периметру двора между хорватских солдат. Навстречу им из-за стола поднялся средних лет черноволосый усташский капитан с прямым пробором и тонкой полоской усов на бледном лице. Офицер представился Лукину, слегка кивнув головой. С Миловым они уже имели разговор днем.
