— Не понимаю Вас, оберлейтенант.
— Вы рассказываете мне о содержании шифровки, и о том, кому она предназначена, а я не обращаюсь в контрразведку. Поверьте, я не желаю причинять Вам зла. Ведь в контрразведке станет всё ясно, но тогда я уже ничем не смогу Вам помочь. Лучше расскажите всё мне, здесь и сейчас.
— Почему Вы думаете, что это лучше? Если я расскажу Вам всё, здесь и сейчас, контрразведке будет меньше работы, но чем это будет лучше для меня?
— Тем, что в контрразведку я обращаться не буду, оставим всё, как есть.
— Тогда зачем Вам всё это?
— Возможно, мне потребуется Ваша помощь.
— Чем же я смогу Вам помочь?
— Я вижу, Вы не верите мне.
— Не верю, так как не вижу Вашего интереса в том, чтобы не передавать это дело в контрразведку. Вы хотите использовать меня в своей игре, но в этом случае я должен знать, в чём эта игра заключается.
— Никакой игры нет. Просто я попал в безвыходное положение, мне нужна помощь. Я не Генрих Зольднер, я офицер русской разведки. Что произошло в России, Вы знаете. У меня нет связи, да и России уже нет. Помогать Германии порабощать свою Родину я не хочу, потому и обращаюсь к Вам за помощью, ведь Франция и Россия союзники в этой войне.
— Вы хотите попасть в Россию?
— Да, но просто сбежать я не могу. Идет война, и меня задержат при первой же проверке документов. Мне нужны явки тех, кто поможет мне попасть в Россию.
— Вы хотите бежать прямо сейчас?
— Нет, пока рано. Мне ещё не всё известно о планах Германии относительно России. Это во-первых, во-вторых, нужен случай, повод, чтобы отлучка моя из крепости не выглядела как бегство. Меня не должны искать, по крайней мене до того, как мне удастся пересечь границу Германии.
— Я помогу Вам. Если меня уже не будет в лагере, когда Вам понадобится помощь, обратитесь к Кантору. Он свяжет Вас с нужным человеком. Я предупрежу его относительно Вас.
— Спасибо. Вот Ваша шифровка.
— Хотите знать, что в ней? Тут планы германской разведки относительно Михаила Тухачевского, в ближайшее время его переправят в Россию. Он должен быть там к началу большевистского восстания.
— Это он Вам сказал?
— Да, в частной беседе. Он доверяет мне.
— Мне об этом ничего не известно.
— Вы работаете с ним только по линии геополитики, конкретным его применением в России занимаются другие.
— Кто? Хаусдорф?
— Возможно, он не говорит, он вообще не называет имен тех, кто работает с ним.
— Разумно. Если желаете, я сам передам Кантору Вашу шифровку, чтобы Вам лишний раз не рисковать с передачей.
— Думаете, за Вами не следят?
— По крайней мере, слежки я не заметил.
— Хорошо, я допишу Кантору несколько слов о Вас.
— Он знает шифр?
— Нет, я напишу открытым текстом. Скажите, чтобы он оторвал эту записку и сжёг при Вас. Если заметите слежку, к Кантору не ходите, газету уничтожьте.
— Но это опасно, писать открытым текстом.
— Я напишу условными фразами, он поймёт.
— Спасибо Пьер, был очень рад нашему знакомству.
— Я тоже очень рад, — ответил капитан, протягивая руку Генриху.
Они пожали друг другу руки, и разошлись. Генрих сразу же отправился к лавочнику, у которого несколько часов назад отобрал шифровку. Он шел по разным улицам, несколько раз менял направление — слежки не было. Уже начало темнеть, когда Генрих подошёл к дому Фридриха Кантора. Он постучал.
— Кто? — послышался голос за дверью.
— У Вас есть запчасти к швейным машинкам австрийского производства? — произнес Генрих пароль, полученный от Пьера.
— Я торгую только машинками фирмы «Зингер», — ответил лавочник.
— Тогда мне нужны три иглы, челнок и шпулька.
— Проходите, — дверь отворилась.
— Боже мой! Это Вы, господин оберлейтенант?! — воскликнул изумлённый лавочник.
— Да, это я. Вот, возьмите свою газету. Там на последней странице записка, оторвите, прочтите и сожгите при мне.
Кантор оторвал клочок газеты с запиской, прочёл и тут же сжёг над свечой.
— Всё сделаю непременно так, как просит господин Пьер. Приходите, как только Вам понадобится помощь.
— До свидания, господин Кантор, — сказал Генрих и вышел.
Через две недели после этого события лагерь облетела тревожная весть. Сбежали во время прогулки два офицера: подпоручик Тухачевский и капитан Чернивецкий. Подписи с обязательством честного слова офицера были подделаны. Чернивецкого вскорости поймали, а Тухачевский благополучно скрылся от жандармов. Хотя за побег и нарушение честного слова полагался расстрел, капитана Чернивецкого осудили лишь за подделку документов на месяц ареста.
