— Вы не разделяете революционной романтики интернационалистов?
— Вы хотели сказать — авантюризма. Мы не романтики и не авантюристы, мы — реалисты. Немецкие коммунисты, Карл Либкнехт и Роза Люксембург, обвиняют нас в заключении Брестского мира с Вами. Они считают, что заключив мир, мы сорвали процесс мировой революции. Но мы к мировой революции не стремимся. Мы хотим сохранить Россию. И во имя сохранения её мы скорее пойдем на союз с буржуазной Германией, чем поддержим немецких коммунистов.
— Если в Германии начнётся революция, какие шаги предпримут большевики?
— Мы даём гарантии, что никоим образом не будем способствовать её развитию.
— Этого мало. Вы должны убедить руководство компартии не поднимать восстание, чтобы не допустить того, что произошло в России.
— У нас с ними возникли довольно острые противоречия. Но мы предпримем всё наше влияние, чтобы убедить немецких товарищей не предпринимать никаких решительных действий.
— А если дело дойдёт до необходимости физического устранения Карла Либкнехта и Розы Люксембург?
— Мы не будем этому препятствовать, и окажем возможное содействие. Мы помним, что Ваше ведомство оказало революции в России значительную финансовую помощь. Но сейчас, подписанное 27 августа дополнительное соглашение к Брестскому миру ставит Россию грань финансовой катастрофы. Мы не в состоянии выплатить все репарационные долги.
— Думаю, мы сможем Вам помочь. Назовите имена, и мы откроем счета в швейцарских банках с суммами, компенсирующими ваши расходы.
Дождь усилился, низкие тяжёлые тучи бродили над городом, люди шли по улицам, прикрываясь зонтами, прячась под капюшоны плащей, где-то на фронтах, в окопах мёрзли, мокли и умирали солдаты, а здесь, в уютной небольшой комнате у камина три человека, не требуя друг у друга мандатов, не спрашивая полномочий, без протоколов, без записей беседы, решали судьбы стран и народов.
Вспомнив события недавнего прошлого, Андрей Николаевич вздохнул, посмотрел в окно. Шёл дождь, такой же серый и монотонный, как тогда, в Ингольштадте. Но то была осень восемнадцатого года, а сейчас уже весна двадцатого.
— Так, Вам приходилось бывать в Ингоштадте? — повторил свой вопрос барон.
— Приходилось, но, если мне случится встретиться с Тухачевским — это провал.
— По словам Макарова, они с Тухачевским не общались. Поручика Макарова привезли в Ингольштадт уже после побега Тухачевского.
— Подпоручик Тухачевский не знает поручика Макарова, но он хорошо знает Генриха Зольднера. Но и мне, то есть Генриху Зольднеру, в Ингодштадте с Макаровым встречаться не приходилось. Либо он не Макаров, либо в Ингольштадте никогда не был. Следовало бы побеседовать с этим Макаровым, как его?
— Вадим Сергеевич.
— Мне необходимо с ним встретиться.
— Это невозможно. Его в марте 1919 года арестовала контрразведка генерала Боровского, давно уже расстреляли этого поручика.
— Жаль, поторопились. Мне нужно было бы как можно больше узнать о нём. Родственники, друзья, сослуживцы.
— Контрразведка уже отработала легенду, всё узнаете у них.
— И где же этот поручик был целый год? Легенда-то старая.
— Якобы содержался в тюрьме на Керченском полуострове, а недавно бежал.
— Как ему удалось бежать? Сначала из германского плена, потом из белогвардейского? Почему год назад он оказался здесь, в Крыму? Зря его расстреляли. Поторопились.
— Нет, это мы с Вами опоздали.
— У меня будет время проститься с семьей?
— Нет. Вашей семье сообщат, что Вы срочно убыли для выполнения важного задания. А сейчас идите в особый отдел, к генералу Климовичу, он ждёт Вас.
Андрею Николаевичу не давали покоя вопросы, на которые в особом отделе ему никто ответить, скорее всего, не сможет. Он знал, что Тухачевский, после месячного пребывания в Швейцарии, оказался во Франции, откуда граф Игнатьев, военный атташе, переправил его через Лондон в Санкт-Петербург. А каким образом поручик Макаров оказался в Крыму? Ведь он шёл к большевикам. Пробирался через Францию? Но почему в Крым, к белым?
Генерал Климович долго не беседовал с Красновым, он вызвал капитана Ершова, который занимался делом поручика Макарова ещё в особом отделе армии генерала Боровского, и приказал ему ввести Андрея Николаевича в курс дела. Попрощавшись с генералом, офицеры отправились в кабинет капитана Ершова. Тот достал из стола папку с делом, и начал рассказывать:
