— Ну, и ладно! — схватил Андрей Фомич его руку и крепко сжал. — Вот и чудесно!.. — не разжимая пальцев, весело и громко повторил он. — Робеть не надо… Наше дело чистое… Мы, Лексей Михайлыч, по-заправдашнему социалистическое строительство раздувать станем!.. Это ничего, что в центре затменье произошло… Это ничего… Мы им докажем… Закрутим, завертим… Пущай меня под суд отдадут!.. Под суд пойду, а докажу правильность нашего проекта. Докажу… Докажем ведь, Лексей Михайлыч?..
— Докажем!.. — взволнованно подтвердил Карпов и тихонько потянул свою руку из железных пальцев директора.
В дверь кто-то постучался.
— Входи! — кинул Андрей Фомич.
Вошел мастер из горнового цеха.
— Андрей Фомич! — обиженно заговорил он. — Что же это на самом деле? Гадит кто-то… Пятое горно опять сплошь брак выпустило!
— А ты что смотрел? — рассвирепел Широких. — Ты видал, какой товар туда ставили? Тебе понапихали всякой дряни, а теперь ты и плачешься!..
Карпов сорвался с места:
— Надо выяснить, что там опять.
Все трое быстро вышли из кабинета и, захватив фуражки, пошли на фабрику.
Власыч поглядел им вслед и недовольно помотал головою:
— Суетятся… — определил он.
— Что? — спросил кто-то из конторских.
— Говорю: суетятся зря… А что к чему, не понимают…
Широкие закоптелые печи расселись прочно и неуклюже на пыльном дворе. Пятая печь была самая большая и исправная. Возле пятой печи работал Поликанов.
Когда он завидел приближающихся директора и Карпова, его хмурое и озабоченное лицо еще больше потемнело. Он шагнул навстречу Андрею Фомичу и вызывающе спросил:
— Любоваться пришел, товарищ дилектор?.. На страмоту на нашу радоваться явился?
— Не ерунди! — оборвал его Широких. — Глядел бы, чтоб сраму не было. А то безобразие какое! Хуже не надо…
Андрей Фомич подошел к выставленным, из печи капсюлям с посудой. Он потрогал еще горячие чашки, чайники, блюдца. Он огорченно разглядывал испорченные вещи: почерневший фарфор, никуда не годящийся, оскорблявший взгляд своим безобразием.
Рабочие, столпившись вокруг выбранного из печи товара, возле раскрытой печи, молчали. Молодой парень, весь засыпанный серой пылью, протолкался вперед:
— Тут вредительство! Поискать бы надо того, чьих это рук дело! — почти весело прокричал он. — В других цехах надо щупать!..
— В других цехах, это верно! — поддержали его.
— У нас тут все аккуратно, как полагается… Должно, в сырьевом профершпилились!
— В сырьевом!..
Не слушая, Андрей Фомич прошел по хрустящему глиняному полу, заглянул в дохнувшую ему в лицо неостывшим жаром печь и разгневанно вышел из цеха.
Карпов остался рассматривать испорченную посуду.
И едва только вышел Андрей Фомич, как сорвавшийся с места Поликанов выскочил на середину, растолкал товарищей и встал против технического директора:
— Заело дилектора?.. Виноватых ищет?.. А ему бы радоваться надо, глядючи на такое происшествие… Прямо плясать!..
— В чем дело, Поликанов? — обернулся к нему Карпов.
— А в том самом: коли нонче на фабрике производство плохое получается, товар никудышный, стало быть, ломай старую фабрику, строй новые стены… Понятно?
— При чем же тут радость?
— А это понять надо… Нехитрая штука.
Карпов пожал плечами и пошел из цеха.
Рабочие придвинулись к Поликанову. Молодой парень спросил:
— Товарищ Поликан, ты на кого думаешь? Есть у тебя данные?
— Я, брат, никаких тебе данных не говорю… Только дурак один не поймет, что к чему…
— А к чему же?..
— К чему?.. — Поликанов испытующе оглядел рабочих, молодого парня, широкое жерло печи и многозначительно спросил: — Кому это на руку, чтоб брак повышался? Кому?.. А тем, которые фабрику рушить желают и по-новому строить!..
— Ну… ты скажешь!.. — ошеломленно запротестовали рабочие.
— Шибко это мудрено да тонко…
— Ты на кого думаешь? — вспыхнул молодой парень. — Ты на кого?.. Директор-то партейный, коммунист!.. Ты это сообразил?..
— Я-то сообразил, — нахмурился Поликанов. — А у тебя, видать, сообразиловка еще не выросла… Да я, — спохватился он, — в обчем ни на кого и не говорю… Так это, мнение мое… Опыт ума и многолетней работы…
II
Андрей Фомич поставил на бюро ячейки вопрос о продолжении разработки проектов переоборудования фабрики и о дальнейших работах по устройству тоннельной печи. Капустин и ряд других товарищей поддержали его. Но нашлись и такие, кого смутило прямое запрещение центра производить работы. Они запротестовали:
