Сапожников примерил фуражку. Она явно была мала. А плащ велик.
— За своего не признают, — решил Зубков.
— Пожалуй, — с сожалением согласился Сорокин. — А ну–ка, Закурдаев.
Закурдаев дурашливо надулся и напялил на голову майорскую фуражку. Потом накинул на плечи плащ. Ему и та и другая вещь оказались удивительно впору.
— Как будто специально на тебя шили, — с любопытством разглядывая товарища, заметил Елкин.
— Вот и прекрасно, — одобрил Сорокин. — Отправляйтесь к мотористу, и на средник вперед! Наблюдайте за ним и за берегами. Бугрова возвращайте сюда, и больше никому из каюты не высовываться.
— Хорошенько поглядывай, — хлопнул Закурдаева по плечу Зубков. — Теперь и наши по тебе чесануть могут.
— Не пужай, старшина, — хмыкнул Закурдаев и отправился на бак к мотористу.
Двигатель заработал сильнее. Катер двинулся вниз по реке.
— А вот еще, — послышался вдруг голос Елкина. Все оглянулись. Елкин открыл в шкафу какой–то ящик и извлек из него две бутылки вина, копченую колбасу, масло, печенье и хлеб. Сорокин очень обрадовался этой находке.
— Очень кстати для нашего командира, — сказал он. — Старшина, дока тихо, хоть как–нибудь, хоть насильно покормите капитана. Дайте ему полстакана вина.
Старшина вместе с Бугровым склонились над капитаном. А Сорокин развернул карту и начал детально изучать район. Карта была очень подробной. А главное, на ней были нанесены позиции немецких и наших войск. Сразу стало ясно, что основные силы врага продвигаются вдоль шоссейных дорог и нацелены на города Слоним, Барановичи, Минск, Слуцк. Гродно, Лида, Воложин и ряд других крупных населенных пунктов, если верить карте, были уже взяты немцами и находились теперь у них в тылу. Там, где двигались пограничники, в общем направлении на Пинск, немецких войск было значительно меньше. К тому же именно в этом направлении были четко обозначены позиции советских войск. Острый клин нашей обороны, как ножом, рассек наступающие части противника. Сорокин измерил расстояние до этого клина и сказал:
— Если обстановка стабилизировалась, до наших осталось километров сорок–сорок пять. Километров пятнадцать можно проплыть. Нам бы только ближайший болотистый участок миновать. А в сухом и густом лесу — мы снова как дома.
Катер шел мимо пустынных берегов. Только в одном месте на лугу увидели ограду и торчащие жерди. Очевидно, зимой тут стояли стога. За зиму их скормили скоту. А ограду оставили до будущего сенокоса.
День начал клониться к вечеру. Было тихо.
Басовито гудел двигатель, да плескалась за бортом прозрачная речная вода. Пограничников от усталости начало клонить ко сну. В это время река круто повернула влево. И с бака тотчас же донесся приглушенный голос Закурдаева:
— Товарищ старший лейтенант, немцы! Пост на берегу. Три солдата и пулемет. — Сон мгновенно со всех как рукой сняло.
— Сапожников, — приказал Сорокин, — предупредите моториста: один неверный звук, одно неправильное движение, и ему первому будет конец.
Сапожников перевел. Немец что–то ответил.
— Он говорит, что ему положено подать знак сигнальным флажком.
— Пусть подает! — приказал Сорокин. — Всем остальным лечь на пол.
Пограничники легли. Сорокин остался наблюдать за берегом. Подплыли ближе. Один из трех немцев на берегу взмахнул флажком. Моторист сделал то же самое. Немец на берегу что–то крикнул. «Гут, гут!» — ответил моторист. На берегу махнули флажком несколько раз и скомандовали: «Шнель! Шнель!» — явно подгоняя суденышко.
Пограничники облегченно вздохнули.
— Вот вам и тишина, — оглядев бойцов, сказал Сорокин. — О чем они разговаривали?
— Спрашивали, как там вверху, все ли в порядке, — объяснил моторист.
— Прикажи, чтобы, не согласовав с тобой, не смел отвечать, — сказал Сорокин. — И пусть держится ближе к левому берегу.
Сапожников дословно перевел это мотористу. И заметил Закурдаеву:
— А ты следи хорошенько…
— Как еще? У меня и так уж глаза на лоб повылазили, — огрызнулся Закурдаев и сунул мотористу под нос ствол своего автомата: — Левее давай, левее! Понял?
Моторист побледнел и взял еще ближе к берегу.
Проплыли еще с полчаса. Река поворачивала то вправо, то влево. Солнце опустилось над самыми деревьями. Неожиданно ровно работающий двигатель катера фыркнул и заглох.