Однако сделать это оказалось не так–то просто. Немецкий пулеметчик хорошо пристрелялся к–косе, и пограничники не могли даже высунуться из–за укрытия. План предложил Зубков.
— Пока мы не заставим замолчать этот пулемет, живыми нам отсюда не уйти никому, — -почти прокричал он на ухо Сорокину.
— А как заставить?
— Вот я и думаю: назад хода нет. А вперед, под борт катера выползти можно. Да оттуда и садануть по нему. На минуту замолчит. А нам только это и нужно.
Зубков рассчитал правильно. И группа, наверно, отошла бы. Но кто потом прикрыл бы Гусейнова?
Впрочем, раздумывать долго Сорокину не пришлось. Подполз Зубков и доложил, что уже четыре лодки с солдатами движутся с противоположного берега в направлении горящего катера. Немцы быстро сообразили, что охватить русских с флангов в данном случае не удастся. И двинулись к косе, прикрываясь «Белой розой», как щитом.
Гусейнов тоже понял, что спасение всей группы сейчас в первую очередь зависит от меткости огня его пулемета, и попросил старшего лейтенанта:
— Разрешите, товарищ старший лейтенант, выдвинуться вперед?
Сорокину ничего не оставалось, как разрешить. Но прежде чем сказать это, он снял с пояса гранату и протянул ее Гусейнову. Тот понял все значение этого подарка.
— Отходи, как только мы скроемся в лесу! — приказал Сорокин. — Уже темно, и преследовать нас они не будут.
Гусейнов ничего не ответил, схватил гранату, свой пулемет и, воспользовавшись минутной паузой в стрельбе вражеского пулемета, перемахнул через косу. То ли сумерки скрыли от гитлеровцев его бросок, то ли прикрыл его черный дым пожарища, но враг прозевал, и Гусейнов незамеченным подполз к носу катера. Там он поставил пулемет на сошки и залег прямо в воду. Гитлеровец бил теперь длинными очередями, словно старался наверстать упущенное во время паузы время. Он так был увлечен стрельбой, что даже не заметил, как над самой водой под носом у катера забился живой огонь пулемета Гусейнова. Не заметил и ткнулся носом в песок. А Гусейнов, видя, что гитлеровский пулемет замолчал, перенес огонь на лодки.
Всего несколько минут молчал пулемет на берегу. Но и этого времени вполне хватило на то, чтобы пограничники выбрались на берег сами и вынесли раненого командира.
— Теперь как можно скорее в лес, — подставляя плечо под носилки, сказал Сорокин и почти бегом двинулся от берега.
Стрельба сзади стала еще интенсивней. Потом послышалось несколько сильных взрывов, что означало, что в ход пошли гранаты, и все стихло.
— Похоже, конец, — переводя дыхание, заметил Зубков.
— Необязательно, — мрачно отозвался Сорокин. И добавил: — А дело он свое сделал!
В лесу стемнело быстро. У саперов, работавших на берегу не было собак, и они, сунувшись в лес, не нашли следов пограничников. Постреляли, что называется, наобум и вернулись на противоположный берег. А пограничники без отдыха шли почти всю ночь. И только перед рассветом остановились на островке посреди небольшого, но глубокого болота.
***
Колодяжный очнулся от очередного забытья, все вспомнил и слабым голосом позвал Сорокина:
— Где мы, Николай?
— Сейчас доложу, — ответил Сорокин и дал команду: — Привал!
Едва поставили носилки на землю, к Колодяжному обратился Зубков:
— Поешьте, товарищ капитан, хоть маленько.
— Не хочу, — наотрез отказался Колодяжный.
— А я от вас не отстану, — настаивал Зубков. — Несу специально для вас весь провиант.
— Есть надо, Антон Семеныч, — поддержал старшину Сорокин. — Пока не поедите, мы с места не стронемся.
Но капитан вместо ответа снова закрыл глаза.
— Сил у него совсем нет, — вздохнул Зубков.
— Кормите через силу, — приказал Сорокин и подозвал Борьку: — Ну как, Борис?
— Нормально, — хмуро ответил Борька. — А Гусейнов нас догонит?
— Не знаю, Боря, — ответил Сорокин. — Но скорее всего, нет.
Пограничники лежали под кустами. Никто ни о чем не говорил. Тишину нарушил Закурдаев.
— Старшина, ну, я соображаю: завтракать было нечего. Обедать некогда, — довольно бодро заговорил он. — Но поужинать–то? Вроде распорядок никто не отменял.
— Никто, — согласился Зубков и взглянул на Сорокина. Ему куда важней было знать, что думает по этому поводу старший лейтенант. А Сорокину понравилась эта мысль. Он увидел возможность побеседовать с бойцами и взбодрить их.
