Осекшись, Тихомолов некоторое время не мог оторвать взора от лица Илясова. Затем с трудом отвел глаза, но Илясов, вскочив, забормотал сбивчиво:
— Глядишь? Грозишь? Не–ет, раз меня на вышку тянут, мне и черт не страшен! И…ым не… ашен и… ет… уда… очет!
Последние его слова было невозможно разобрать за отчаянным вскриком Тихомолова:
— Что это? Он сумасшедший… Сумасшедший! Уберите его!
В комнату влетел Гундарев, следом вбежал конвойный милиционер. Тихомолов отступил от двери. А Илясов смолк, тяжело дыша.
— Уведите его, — решительно показал на Илясова Талгатов. — А вы, — обратился к Тихомолову, — вы тоже подождите за дверью.
— Пожалуйста… Но я… Я не понимаю, что происходит!
— Сейчас объяснимся. Гундарев, заберите пока гражданина Тихомолова к себе… Идите.
А когда они остались вдвоем, Талгатов вплотную подошел к слегка ошеломленному Родионову.
— Ах как везет тебе, как везет! — сказал с горестным и завистливым восхищением. — Надо же, до чего заманчиво все складывается…
— Да, — растерянно улыбнулся Родионов. — Только как я опять эту дырку на перчатке проглядел?
— Проглядеть проглядел, но сейчас не в том суть, — отмахнулся Талгатов.
— Как не в том?
— Так. Есть нечто более важное, понимаешь? — Талгатов взял Родионова за лацканы пиджака, и теперь тот поглядывал на него с некоторым опасением. — Ты слышал, что Илясов говорил?
— Ну, бормотал он там что–то, что не боится…
— Бормотал! Он говорил, а не бормотал, это Тихомолов так орал, что не слышно было… Чтобы слышно не было, понимаешь?! Вот в чем дело… Ну–ка, промотай ленту назад.
Родионов нажал клавишу магнитофона, снова щелкнул.
— Теперь на другую скорость… Дай я сам! Слушай.
— «…не–ет, раз меня на вышку тянут, — густо и медленно раздалось с хрипением на фоне отдалившегося вопля Тихомолова, — мне и черт не страшен и арым не трашен и усть идет уда очет…»
— Ну? — лицо Талгатова было почти молодым и азартным: — Понял? «Мне и черт не страшен, и Карым не страшен и пусть идет куда хочет!» А–а, ничего ты пока не поймешь! Звони скорее Бакрадзе, чтобы для нас время нашел… Звони!
Выбежав из проходной, Тина бросилась к автоматной будке напротив, закрыв дверь, опустила монету. После двух наборов аппарат издевательски крякнул и выдал гудок. Со второй монетой хитрый агрегат поступил также.
Выйдя из будки, она беспомощно осмотрелась и в отчаянии топнула ногой: поблизости других автоматов не было. Стрелки часов двигались к шести, и тогда она опять побежала к проходной, дернула ручку двери, ведущей в помещение вахтера.
В небольшой комнатке, сидя прямо на полу, пил чай красивый старик с белой бородкой, и, видимо оберегая покой гостя, вахтер накинулся особенно рьяно:
— Ты зачем? Что надо? Сюда разве есть ход?
— Можно от вас позвонить? Ну, пожалуйста…
— Служебный это, нельзя! Автомат есть.
— Не работает он…
— В другой иди!
— Да опаздываю же я! А бежать далеко, и монеты кончились. Разрешите, очень вас прошу!
Вахтер уже надул щеки для гневной тирады, но старик дернул его за полу кителя и укоризненно покачал головой.
— Звони, пожалуйста, — разрешил вахтер.
Старик улыбнулся Тине и кивнул.
— Спасибо вам, — схватилась она за трубку. — Спасибо… большое… пребольшое… Родионова будьте добры!
Все смотрели на него, и, прикрыв трубку ладонью и отвернувшись к стене, Родионов говорил едва слышно.
— …Никак не могу ранние… Нет, лучше не там. Да. Когда? Хорошо, понял. Пока.
Положив трубку, виновато огляделся, и Бакрадзе подмигнул неожиданно:
— А жизнь идет своим чередом, да? Это хорошо! Но вернемся к нашей печке… — и склонился над бумагами перед собой. — Что же мы имеем кроме неприятностей? Вот что: фамилия — Барыбин, имени тут почему–то два — Анатолий и Борис, — будем считать Борис Владимирович; по одним данным — тысяча девятьсот двадцать первого, по другим — двадцать пятого года рождения, место рождения не указано… Впервые осужден в тысяча девятьсот сорок третьем году. Затем — кража, налеты. Приговорен к полному сроку, совершил побег… Новые и очень дерзкие дела, все перечислять не стану! Опять судимость… Освобождается по амнистии от тысяча девятьсот пятьдесят третьего, поскольку актируют как больного, а в пятьдесят четвертом снова получает срок. И вот пожалуйста: в пятьдесят шестом году получает срок. И вскоре его останки обнаружены в тундре. Вроде бы все! Есть, правда, еще документик… Вот он: некто Зайцев в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году показал, будто случайно встретил Барыбина. Затем от показаний отказался. Фотографий Карыма нет. Теперь — все.
