Ясно, отчего белые в сумерках блуждают по парку, думала Кора, прильнув лбом к доскам обшивки. Они же сами словно призраки, застрявшие между двумя мирами: земным, в котором чиня́т злодеяния, и горним, которого им из-за причиненного зла не видать.
По волнению, пробегавшему в толпе гуляющих, Кора понимала, что начинается очередной рейд белых всадников. На этот раз местные зеваки сбились в кучу перед домом напротив дома Мартина. Блюстители закона постучали, дверь им открыла барышня с заплетенными на ночь косами. Кора вспомнила, что ее отец, хозяин дома, еле поднимался на это крыльцо. Его уже несколько недель не было видно. Барышня пропустила незваных гостей внутрь. Дверь закрылась. Трое зашли в дом, еще двое, высокие и ражие, остались на веранде и, лениво развалясь, картинно покуривали трубки.
Через полчаса дверь снова открылась. Теперь все пятеро сгрудились под фонарем и листали амбарную книгу с записями. Потом они двинулись куда-то через парк и на какое-то время скрылись из виду. Отодвинувшись от бесполезного глазка, она прикрыла глаза, и тут снизу раздался стук в парадную дверь. Белые всадники стояли у них на крыльце. Следующие несколько минут тянулись невыносимо. Кора забилась в угол, под стропило, пытаясь стать как можно меньше. По звукам снизу можно было догадаться, что там происходит. Этель тепло поздоровалась с незваными гостями, но каждый, кто ее знал, тут же понял бы, что дело нечисто. Мартин вихрем взлетел на чердак, убедился, что там все в порядке и присоединился к жене.
Супруги показали дом, быстро отвечая на задаваемые вопросы. Они живут тут вдвоем. Дочь проживает в другом месте. (Тем временем продолжается обыск в кухне и гостиной.) Ключ есть только у Фионы, это горничная. У посторонних доступа в дом нет (переход на второй этаж). К ним никто не приходил. Никаких незнакомцев не видели, посторонних звуков не слушали, ничего особенного не замечали, все как обычно. (Обыск идет в обеих спальнях.) Нет, ничего не пропадало. Чулана у них нет. Ни в одном из домов вокруг парка чуланов нет, как вы наверняка успели заметить. На чердак Мартин поднимался буквально только что, там все в порядке.
– Вы не возражаете, если мы сами посмотрим?
Голос был хриплый и басовитый, скорее всего, он принадлежал тому, кто пониже, бородатому.
Кора слышит их шаги на лестнице. Вот они прокладывают курс через чердачный хлам. Один из них открывает рот, и Кора чуть не подпрыгивает, их разделяет всего несколько дюймов. Она затаивает дыхание. Там, внизу, под днищем ее корабля, акулы с жадными пастями почуяли кровь, которая совсем рядом. Между охотниками и добычей лишь тоненькая деревянная переборка.
– С той поры, как тут завелись еноты, мы стараемся лишний раз на чердак не подниматься, – вставил Мартин.
– Да уж, нагадили, судя по запаху, – отозвался белый всадник.
Блюстители порядка удалились. В этот вечер их ночные посиделки отменились, Мартин опасался какой-нибудь дьявольской ловушки и решил не подниматься. Кора в уютной темноте гладила стену: стена ее защитила.
Опрокинутый ночной горшок и визит белых всадников они пережили. Но на следующее утро случилось еще одно происшествие, не сулившее ничего хорошего: в городе линчевали супружескую пару за укрывательство двух цветных мальчишек. Донесла на них дочь, оскорбленная недостатком родительского внимания. Негритят, которых они прятали в сарае, несмотря на юный возраст, добавили к остальным экспонатам, развешанным вдоль зловещей Тропы свободы. Этель узнала об этой истории от кого-то из соседей, когда была на рынке, и тут же, пред прилавком, грохнулась в обморок.
Обыски шли все активнее и активнее.
– Они переловили всех, кого можно, и теперь, чтобы было что предъявить, вынуждены буквально из кожи вон лезть, – вздохнул Мартин.
Кора заметила, что обыск – это, может, даже к лучшему, ведь не завтра же они вернутся. Глядишь, за это время либо удастся связаться с подземной железной дорогой, либо подвернется хотя бы малейшая возможность…
Каждый раз, стоило Коре завести речь о каких-то действиях, Мартин принимался ерзать на месте. Разговаривая, он вертел в руках старую детскую игрушку – деревянную уточку. За последние месяцы краски на ней почти не осталось.
