– Вы теперь далеко от Джорджии, в Южной Каролине. Среди всех южных штатов тут самые прогрессивные взгляды на улучшение жизни цветных. Здесь вы будете в безопасности, а мы попробуем организовать вашу переброску дальше. На это нужно время.
– Сколько? – спросил Цезарь.
– Не берусь сказать. Полно народу, всех надо перевозить. Всегда только на один перегон, потому что связи практически нет. Железная дорога – дело Божие, но управлять ей – не дай Бог.
Он с видимым удовольствием смотрел, как они уписывают принесенную провизию.
– Кто знает, может, приживетесь тут и захотите остаться. Я же говорю, в Южной Каролине все совсем по-другому.
Сэм сходил наверх и вернулся с узелком одежды и кадушкой воды.
– Вам надо помыться. Это для вашего же блага.
Чтобы не смущать их, он присел на ступеньки и отвернулся.
Цезарь предложил Коре мыться первой и тоже отошел к лестнице.
Кора знала, что такое быть голой пред другими, но такая деликатность ее тронула.
Первым делом надо было умыться. Она была грязная, вонючая, а когда полоскала и отжимала тряпку, которой терла себя, с нее текли темные струйки. Новая одежда оказалось не грубой невольничьей робой, а платьем из настолько невесомого ситца, что все ее тело внезапно задышало чистотой, словно его тщательно отскребли с мылом. Это было скромное голубое платьице, очень незатейливое, но она никогда в жизни ничего подобного даже в руках не держала. Хлопок уходил с плантации в одном виде, а теперь возвращался к ней преображенным.
Когда Цезарь закончил мыться, Сэм вручил им документы.
– Но тут чужие имена.
– Отныне они ваши. Их надо будет выучить и придумать себе биографию. Вы же беглые.
Не просто беглые. Очень может быть, что еще и убийцы. С того момента, как из сарая с цепями они спустились на станцию, Кора ни разу не вспоминала о мальчишке с проломленной головой. Глаза Цезаря сузились. Он, судя по всему, подумал о том же. Нужно было рассказать Сэму о ночной стычке в лесу.
Их новый знакомец никого осуждать не стал. Участь Милашки его искренне опечалила, о чем он прямо сказал:
– Но я про это ничего не слышал. Досюда, правда, такие вести не долетают. Мальчик вполне мог поправиться, хотя вам это уже вряд ли поможет. Так что новые имена вам пригодятся.
– Тут написано, что мы являемся собственностью Соединенных Штатов Америки, – прочитал Цезарь.
– Это ничего не значит. В газетах пишут, что белые переселяются в Южную Каролину целыми семьями. Все бросают и едут аж из самого Нью-Йорка, потому что там нет таких возможностей. Едут вольные негры, и мужчины, и женщины, невиданным потоком. Часть из них в прошлом беглые, но, по понятным причинам, никто не говорит, какая именно часть. Большинство цветных государство честно выкупило. Это либо спасенные от колодок, либо те, кто должен был пойти с молотка при продаже поместий. Агенты отслеживали крупные торги. По большей части, землю продавали те, кто воротил нос от сельского хозяйства. Бывает, что даже в старых плантаторских семьях с их многолетним укладом и традициями находится тот, кому сельская жизнь не по вкусу. На дворе-то новое время. И таким государство предлагало на очень выгодных условиях перебираться со своих плантаций в большие города, гарантируя подъемные, ссуды и налоговые льготы.
– А как же рабы? – спросила Кора.
Финансовые тонкости ей были невдомек, но она сразу чувствовала, когда речь заходила о живых людях, которыми торговали, как вещами.
– Рабы получают еду, жилье и работу. Чтобы жить, где хочется, жениться на том, кто по сердцу, растить детей, которых у родителей никто не отберет. И работу им предлагают хорошую, не то что на плантациях. Да вы скоро все сами увидите.
Сэм помнил, что среди документов, кажется, была и купчая, которая что-то там ограничивала, но ничего серьезного им не угрожало. Все бумаги были выправлены их доверенным лицом в Гриффин-билдинге.
– Ну что, – спросил Сэм, – готовы?
Цезарь и Кора посмотрели друг на друга, потом Цезарь подал ей руку, как заправский джентльмен:
– Прошу вас, миледи!
Кора невольно расплылась в улыбке, и все трое вышли из-под земли на свет божий.