». Барри только пискнул и мигом сдулся. Хейсти и ее щенок голосили до самого Шарлотта, пока он вез их в Северную Каролину.
Скоро он справил себе три нарядных сюртука. Он связался с настоящими головорезами, тоже охотниками на беглых, – все как на подбор, в черных костюмах и карикатурных шляпах. Тут ему пришлось делом доказывать им, что он не лыком шит, но, правда, одного раза оказалось достаточно. Общими усилиями они вываживали беглых, таясь, дожидаясь своего часа, либо на подступах к их местам работы, либо у порога жалких лачуг, чтобы ворваться туда ночью. У этих черномазых, за несколько лет забывших про плантацию, нашедших себе пару и обзаведшихся семьей, возникало обманчивое ощущение, что они действительно свободны. Как будто плантаторы забыли о своей собственности. Этот самообман превращал их в легкую добычу. На работорговцев и членов нью-йоркских уличных банд он теперь смотрел свысока. Нехитрое дело скрутить черномазого по рукам-ногам и тащить его на торги где-нибудь на Юге. Тут большого ума не надо, с этим и патрульщик справится. А он теперь ищейка, охотник на беглых.
Нью-Йорк был кузницей антирабовладельческих настроений. Прежде чем вывезти добычу в южные штаты, требовалось получить решение суда. Адвокаты-аболиционисты возводили против него бумажные баррикады из документов, что ни день – то новая увертка. Нью-Йорк – свободный штат, утверждали эти крючкотворы, и каждый цветной волшебным образом обретает свободу, стоит ему переступить его границу. Они цеплялись к каждому несоответствию между описанием в объявлении и конкретным человеком, присутствовавшим в зале суда. А чем вы докажете, что данный Бенджамин Джонс и есть искомый Бенджамин Джонс? Большинство плантаторов не узна́ют свою же рабыню, даже если переспят с ней, для них все негры на одно лицо. Конечно, при таком отношении за собственностью уследить невозможно! Приходилось выкручиваться, выводить черномазых из-под суда, пока адвокаты разводят свои турусы на колесах. Благородная заумь пасовала перед силой денег. За мзду городской регистратор снабжал его информацией о взятых под стражу беглых, а потом быстренько подмахивал документ об освобождении, и пока аболиционистская защита только спускала ноги с кровати, Риджуэй со своей добычей успевал оставить позади полштата Нью-Джерси.
В принципе, можно было вообще обойтись без судебных слушаний, но этим не стоило злоупотреблять. На дорогах свободного штата Нью-Йорк их могли остановить, а подлежавшая возвращению законному владельцу собственность могла оказаться весьма речистой. Их ведь только выпусти с плантации, все мигом становятся грамотными. Просто беда!
Пока Риджуэй поджидал в нью-йоркском порту свой контрабандный живой товар, там швартовались величественные суда из Европы, и по сходням спускались пассажиры. Всех пожиток – один мешок, от голода еле на ногах держатся. Ничуть не лучше черномазых, даром что белые. И будут искать свое место в жизни, как он искал. Пока до Юга с его сложившимся укладом доходила лишь легкая зыбь от этой первой волны приезжих. Грязного мутного потока белых, которые бегут «откуда», поэтому им все равно куда. На Юг. На Запад. И жить что люди, что эта шваль должны по одним законам. Канавы Нью-Йорка и без них переполнены гнильем и отбросами, но эти успели-таки сюда добраться.
Риджуэй смотрел, как они ковыляют по трапу, растерянные, испуганные, с красными слезящимися глазами, как вступают в неведомый город. Возможности лежат пред ними, как накрытый для пиршества стол, а они так изголодались. И пусть они в жизни ничего подобного не видели, но свой след на этой земле они оставят. Как оставили его славные поселенцы в Джеймстауне, сделавшие эту землю своей посредством несгибаемой расовой логики. Если бы черномазому суждено было быть свободным, он не ходил бы в железах. Если бы краснокожему суждено было владеть землей, он бы не выпустил ее из рук. Если бы белому человеку не было на роду написано стать хозяином этого нового мира, мир сейчас принадлежал бы кому-то другому.
Вот он, Великий Дух, божественная нить, пронизывающая все человеческие устремления: что сумеешь удержать – то твое. Собственность, раб, континент. Вот он, американский императив.
