— О чем ты просишь меня?
— Мы не хотим выносить проблемы Ари на широкую публику. Мы не думаем, что это послужит какой-нибудь разумной цели. С одной стороны, мы прекрасно понимаем, что спровоцировало доктора Уоррика, и мы ему чрезвычайно сочувствуем, с другой стороны, мы очень опасаемся, что вопросы свидетелей усложнят дело. И хотя нам бы очень хотелось достать Рочера — такая линия опроса только предоставит ему сцену, которую иначе ему нигде не получить. Хуже того, это даст ему право самому повышаться в деле. Я не думаю, что ты хочешь такого оборота больше, чем мы.
Записывающая аппаратура. Проклятье.
— Нам нечего скрывать.
— Мы не говорим о прикрытии. Мы говорим о том, чтобы не принести ненужную боль невинному мальчику. Джордан Уоррик уже сознался. Он не хочет, чтобы его личную жизнь и жизнь его сына трепали на публичных слушаниях. По закону нельзя стереть его сознание. Самое худшее, что его ожидает — это строгая изоляция, отстранение от его работы — что само по себе, по-моему, будет не меньшей трагедией, чем то, что он совершил.
Корэйн с минуту обдумывал это, зная, что где-то внутри спрятан крючок, в ситуации или в предложении, крючок, который он не мог разглядеть.
— Ты имеешь в виду закрытое урегулирование? Но это же дело об убийстве.
— Дело, затрагивающее секретные аспекты. Дело, в котором замешаны родственники жертвы и руководство территории, где все произошло, все одинаково ходатайствуют о закрытых дверях. Если в данном случае цель — справедливость, а не политический митинг, то справедливости лучше послужит урегулирование на закрытом заседании Совета.
— Этому не было прецедента.
— Прецедент когда-то должен появляться — так пусть в этом деле, во имя гуманности. От такой процедуры никто не проиграет. Разве что Рочер не получит свой митинг. Даже Ари выиграет от этого. Она ни в коем случае не хотела бы, чтобы ее смерть дала бы Рочеру шанс повредить предприятию, которому она посвятила жизнь. Мы можем построить отдельную лабораторию для доктора Уоррика, обеспечить ее всем необходимым для продолжения работы. Мы не хотим мстить. Мы будем настаивать на его уходе — полном уходе от общественной жизни, потому что мы не хотим, чтобы он выиграл от всего этого, в случае договоренности. Короче, сир, нам обоим следует воздержаться и не сообщать этому делу политической окраски. Включая доктора Уоррика. Договоренность поможет отложить суд на неопределенный срок. В случае, если он нарушит молчание. Мы не хотим, чтобы у нас были связаны руки.
— Мне надо подумать об этом. Честно говоря, до того, как я на что-то дам согласие, мне хотелось получить возможность поговорить с доктором Уорриком на нейтральной территории. Вопрос совести, ты понимаешь.
— Разумеется. Проклятье, мне претит заниматься этим в день похорон Ари. Но дело не терпит отлагательства. Оно должно двигаться.
— Я понимаю тебя, сир Най.
Корэйн допил маленькую чашечку и сделал в глубине памяти заметку, что ему следует разузнать, каковы текущие цены на натуральный кофе. Ведь хотя это и дорогое излишество, он может себе такое позволить, даже при двух сотнях за полкило, что составляло стоимость перевозки от Земли до Сайтиин. Другая часть его мозга все твердила, что где-то здесь спрятана камера, и еще — что все преимущества, которые он видел в смерти Арианы Эмори, оказались воображаемыми.
Если соглашение будет заключено, если возможен компромисс. Най был очень умен. Ему пришлось начать с самого начала изучение его повадок так, как он изучал Эмори. Этот человек представлял собой шифр, неизвестную величину, находящуюся на территории, куда не мог проникнуть ни один его наблюдатель. Только Уоррик. А Уоррик был для них потерян. Это было ясно.
Обстановка в Союзе изменилась. С того момента, как взорвалась та трубка в лаборатории, ход истории сдвинулся.
Они вступали в период, в течение которого центристская партия могла добиться быстрых успехов, если им удастся избежать вовлечения в борьбу, в которой не окажется победителя и которая не сбросит экспансионистов.
Проект Рубина и фаргонский проект были, по всей вероятности, уже «схвачены». Проект Надежда, возможно, будет финансироваться, но дальнейшие экспансии и колонизации могут стать предметом более интенсивных дебатов. Можно представить период урегулирования внутри Резьюн, как и вне ее. Когда вырвутся на свободу личности, находившиеся в Резьюн в течение почти шестидесятилетнего периода под контролем автократического режима Эмори (не было сомнения, кто в Резьюн директорствовал над директором даже после того, как она оставила пост) и начнут борьбу за власть внутри административной структуры.
