— Это — Грант. Грант, эти люди заберут тебя отсюда. — Крюгер протянул руку, и ему пришлось пожать ее, что ему обычно делать не доводилось, от этого он почувствовал неловкость. И от всего остального — тоже. Один из присутствующих назвался Уинфилдом, представил, как Кенин стоявшую рядом женщину, пилота, как решил Грант, в комбинезоне без каких-либо эмблем или названия фирмы, а кроме того там присутствовали еще двое мужчин, Ренц и Джеффри, он так и не понял, фамилии это или имена, и люди они или эйзи. — Пошли! — сказала Кенни. Она была взвинчена; это проявлялось в ее взгляде и в бестолковых движениях рук, которые она вытирала о свой замасленный комбинезон. — Давайте двинемся, а?
Мужчины обменялись взглядами, и Гранту стало не по себе. Он переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, не о нем ли спорят. Ему было трудно спорить с незнакомыми: за него всегда решал эти проблемы Джастин. Он знал свое место в мире: ему полагалось делать то, что от него требовал работодатель. А Джастин велел ему протестовать.
— Мы едем к Мерильду? — спросил он, потому что до сих пор не услышал этого имени, а он определенно решил услышать его до того, как куда-нибудь отправится.
— Мы едем к Мерильду, — подтвердил Уинфилд. — Давай, полезай, Хенсен.
— Нет проблем. Я свяжусь с тобой позже. Хорошо?
Грант заколебался, глядя на Крюгера, осознавая, что не понимает происходящего. Но решил, что ему уже сказали все, что собирались, и направился к трапу самолета.
На нем отсутствовали эмблемы компании, просто серийный номер А-7998. Белый облупившийся самолет с брюхом в красной глине. Скверный вид, подумал он. Что, они не моют его, что ли? А как же обеззараживание? Он забрался в унылое нутро, и неуверенно оглянулся на Джеффри и Ренца, следовавших за ним, слегка опередив Уинфилда.
Дверь со скрипом поднялась, и Уинфилд запер ее. Вдоль стены находились откидные сиденья. Джеффри взял его за руку, опустил одно из сидений и помог пристегнуться.
— Оставайся здесь, — сказал Джеффри.
Он так и сидел с колотящимся сердцем, пока самолет не разогнался и не скользнул в небо. Он не привык к полетам. Он повернулся и приподнял занавеску на окне, чтобы смотреть наружу. Свет падал только из окна. Он увидел, что они пролетают над климатическими башнями, и над утесами, и над скалами.
— Опусти, — сказал Уинфилд.
— Простите, — сказал он и снова опустил занавеску. Это раздосадовало его: он очень хотел посмотреть вокруг. Но они не были людьми, с которыми можно спорить, это чувствовалось по их тону. Он раскрыл пакет, который приготовили ему у Крюгеров, выяснил, что у него на завтрак, а затем подумал, что будет неприлично есть в одиночку, когда у остальных ничего нет. Он снова закрыл пакет, пока не увидел, что один из них, Ренц, поднялся, прошел в хвост и возвратился с несколькими банками какого-то питья. Ренц предложил одну из них ему, первый дружелюбный жест с их стороны.
— Спасибо, — сказал он, — мне дали.
Он решил, что теперь можно поесть. Прошлой ночью он был настолько измотан, что едва притронулся к ужину, так что и соленая рыба с хлебом, и приятный напиток, которые дали ему у Крюгеров, пришлись очень кстати, хотя он предпочел бы кофе.
Самолет с ревом куда-то летел, а мужчины потягивали свой лимонад и изредка взглядывали в окна, приподнимая ставни, причем по большей части с правой стороны. Временами пилот обращался к ним, и это больше всего напоминало плевки, а не слова. Грант покончил с рыбой, хлебом и питьем и услыхал, что они достигли семи тысяч метров, затем десяти.
— Сир, — сказал кто-то в то утро, открыв дверь в его комнату в Доме Крюгеров, и Грант проснулся, встревоженный. И смутился необычной обстановки и оттого, что незнакомец, обращавшийся к нему, назвал его сиром. Ему долго не удавалось заснуть, но, наконец, задремал, чтобы вскоре проснуться одурманенным и не знающим, который теперь час и не случилось ли чего дурного.
Прошлой ночью они забрали его карточку, когда ночной сторож привел его от пристани и складов наверх, собственно к Дому. Хенсен Крюгер лично рассмотрел ее и куда-то унес, чтобы проверить ее подлинность, как решил Грант, и он ужаснулся: эта карточка была его удостоверением личности. Если с ней что-нибудь случится, то для доказательства того, кем он является на самом деле, потребуется тайпирование тканей организма, и это поможет только в том случае, если он — единственный экземпляр самого себя, — в чем он до конца не был убежден, несмотря на все заверения Джордана.
