— Что же он, негодяй эдакий, говорит?
— А ты, говорит, отчего второй месяц по счету не плотишь?
Спустя полчаса миллиардер сидел в номере, сплошь заставленном вещами, и пил чай с блюдечка. Васька торчал в дверях, с жаром советуя попробовать копченой колбасы.
— Вы не сумлевайтесь, — убедительно говорил он и даже поплевал на нее и обтер рукавом, — колбаска пер-веющий сорт-с!..
Миллиардер чувствовал себя превосходно. Давно уже он не чувствовал себя таким жизнерадостным. Словно и не было этого утомительного, длившегося целые сутки перелета и сегодня, как вчера в «Адлоне», он принял ванну, а не ополоснулся в каком-то мерзком тазу, едва не расквасив голову об угол косопузого трюмо, расставленного для красоты посреди комнаты.
— Ну, милый человек! — воскликнул миллиардер. — А теперь беги за автомобилем.
— Это каким же-с? — опешил Васька, но недаром он был сообразительным малым. Минуту спустя в кори доре, будя остальных постояльцев, еще осмеливающихся дрыхнуть на виду таких невероятных событий, раздался его отчаянный вопль:
— Да-арья! Да-арья, теста калужская… Лети к Страстному за автомобилем! Лети, пропащая твоя душа!..
ГЛАВА ДВАДЦА ТЬ ПЕРВАЯ
В ПЕЩЕРЕ ВРЕМЕН НЕОЛИТА
Товарищ Боб кричал в черную дыру. — Павел Петрович, вы слышите меня? Вы живы? Он припадал к земле, поворачивая ухо к отверстию. Ответа не было. Из дыры тянуло теплом, прелой затхлой вонью и еще легким сладковатым запахом серы. Дротов молча снимал с себя пиджак. Потом он развернул вторую лестницу, к концам ее, на случай, если она не достанет до дна, привязал веревку, воткнул лом в землю, загнав его на три четверти, привязал к его концу нехитрое свое сооружение и стал спускаться в дыру.
— Товарищ, — сказал он, когда из дыры оставалась видимой только его голова, — вам следует остаться и вернуть Кухаренку и Сиволобчика. Скажите им, что с Мамочкиным несчастье! Я полезу немедленно, в таком положении его нельзя оставить. Когда вернетесь, вытащим Мамочкина и поднимемся прочь отсюда.
— Хорошо, — отвечал Боб, — я не буду терять времени…
Колодец уходил вниз почти вертикально. Спускаясь по лестнице, Дротов скоро перестал ощущать под руками землю. Фонарь он держал в зубах. Лестница крутилась, свертывалась под его тяжестью, а дна все еще не было. Свет фонарика рассеивался бледным желтоватым веером, не доставая до земли. Дротов понял, что он висел в какой-то огромной пещере, случайно проникнув в нее с потолка. Может быть, она бездонна? Тогда Мамочкин погиб… Он решил спускаться вниз, пока позволит веревка.
Вскоре он заметил в темноте маленький огонек и догадался, что это — выпавший карманный фонарик археолога. И в тот же момент почувствовал, как теплые пары серы обложили его горло.
Из расщелины — она находилась где-нибудь поблизости — с квохчущим сипением бились серные пары. Вероятно, они и были причиной падения археолога. Но Дротов недаром в молодости копал уголь в донецких шахтах; он знал, на большой глубине эти серные рудники нередки, и умел задерживать дыхание. Он ухватил веревку, обвил ее ногами и скользнул по ней вниз, готовясь каждую минуту зажать кулаки, когда под ногами обнаружится конец веревки. Скользнув, он почувствовал землю.
Археолог лежал на земле, лицом в мягкую податливую глину, по-детски подвернув под щеки кулаки. Он уже приходил в себя. Его волшебный жезл воткнулся тут же, сломанный пополам. ,
— .Вы не ушиблись? — спросил Дротов.
— Нет. Но куда мы попали, Дротов? Какие тут, к черту, подземные Кремли! Тут целые катакомбы!.. Где остальные?
— Товарищ Боб ушел разыскивать Кухаренко. Я думал, что вы разбились, Павел Петрович. Я послал его отыскивать Сиволобчика, чтобы на сегодня прекратить..
— Что прекратить?
— Поиски, Павел Петрович, но завтра…
— Бросьте говорить ерунду, Дротов… Никаких завтра, мы нащупаем ее еще сегодня, смею вас уверить… А ну, помогите мне подняться…
Пять минут спустя они снова подвигались по краю пещеры, стараясь не уходить от ее конечностей в глубину. Археолог предполагал, что пещера эта является неолитической. На пещерах и подземных ходах стоит вся Москва, и было время, когда наши дикие предки на зиму уходили в них на ночлег и прятались сами и прятали свое несложное добро от диких животных и врагов. Он сказал об этом Дротову.
