Луны не было видно, но небо светилось таким ясным белесым светом, что город просматривался далеко вокруг со всеми своими улицами и переулками. На ветвях деревьев, на штакетниках возле домов, на перилах мостов и переходов лежал густой, пушистый иней, и все вокруг выглядело необычайно красивым, как в сказке. И было жутко оттого, что эта сказка в любую минуту может взорваться неожиданным гулким выстрелом или резким окриком: «Хальт!»
Не знаю, каким чутьем руководствовался Франек Завада, может, ему очень помог опыт конспирации, приобретенный за годы борьбы против оккупантов, но нам удалось благополучно добраться до нужного дома.
Дверь открыла молодая женщина с грудным ребенком на руках. По разговору я поняла, что это старшая дочь хозяина дома.
— Милька дома? — спросил Франек.
— Сейчас позову, — ответила женщина.
Почти тут же из соседней комнаты вышла Милька, и, пока Франек разговаривал с ней о чем-то своем, я в восхищении не могла отвести глаз. Да-а… Красивая девушка… Очень! Легкая, стройная, в нарядном платье, в модных туфлях. А я? Как я одета?! Грубые сапоги, мужская, большая, не по мне куртка, голова обмотана большим шарфом… Но ничего! Если доживу до конца войны — тоже буду носить и туфельки, и нарядные платья! Майор говорит, что у меня будет все самое красивое!..
Франек спускается в бункер, устроенный в подвале под домом, а мне хозяева предлагают остаться наверху, в комнате.
— Только, пожалуйста, где-нибудь поближе к бункеру, — прошу я: ненадежными кажутся мне все жилые дома!
Хозяин усмехается, успокаивает:
— Не бойся! У нас давно никаких обысков не проводят. Не до пас им сейчас. А тебе не все ж под землей сидеть, побудь хоть немного в комнате. Еще успеешь, наживешься в бункерах… Но уж если очень беспокоишься, то можешь переночевать на кухне…
Я подумала: и правда, должно быть, хорошо лечь свободно, вытянувшись во весь рост, свободно положить руки. Не то что в бункере: почти всегда сжавшись, в тесноте…
Как тепло и светло на кухне! Все чисто, прибрано, все бело. Как я отвыкла от такой белизны!
Охотно располагаюсь на широкой лавке. Сумка с радиостанцией — рядом. С наслаждением быстро засыпаю. Но хозяин трясет меня за плечо, смотрит встревоженно, шепчет:
— Скорей, скорей в бункер! Немцы!..
Вскакиваю, хватаю сумку с рацией, одновременно оглядываюсь на окно. Видно, как в предутреннем тумане, пробираясь меж сугробов, к дому идет группа солдат.
По цементным ступеням мы быстро спускаемся в подвал — большой, заставленный всевозможными бочками, кадками, ящиками. В углу насыпана куча каменного угля. Светит электрическая лампочка. В одном из закоулков подвала вход в бункер. Как похожа эта черная квадратная дыра на входы, а вернее, лазы во всех тех бункерах, где уже довелось мне быть!
А в дверь дома уже колотят прикладами, требуют открывать…
Пролезаю в бункер, вижу там настороженных, изготовившихся к возможной схватке Франека, Людвика…
Слышно, как хозяин закрывает декой вход в бункер, надвигает на деку большую тяжелую бочку с капустой, быстро гасит свет и выбирается из подвала.
Молча сидим в темпом бункере, тесно прижавшись друг к другу. Слышим шаги немцев в доме — почти над нашими головами. Слышим голоса солдат, шум передвигаемой мебели. А потом стук сапог доносится с цементных ступеней подвала. Кто-то из немцев включает электрический свет, решительно ходит по подвалу… И почему-то Милька тоже… ходит рядом с немцем… Шутит, смеется заливисто. Ее легкие шаги раздаются совсем рядом со входом в бункер. Во всяком случае, кажется, что она где-то возле нас: или рядом с бочкой, или… на самой бочке? Да, именно так и есть: Милька сидит на бочке, хохочет, заливается вовсю и кокетничает с тем самым немцем. Похоже, что он старший здесь: отдает какие-то команды. А Милька смеется и кричит солдатам, почти издеваясь над ними:
— Смотрите! Лучше смотрите! Возьмите лопаты и пересыпьте уголь, да весь по крупинкам!.. — Она с трудом отбивается от смелого ухаживания своего «кавалера» и все хохочет!..
А солдаты тем временем действительно пересыпают уголь — мы слышим его почти металлический шелест, слышим, как лопаты вгрызаются в черную жесткую гору, ворошат ее… Потом раздается стук переставляемых кадок, ящиков, бочек… И тут до нас доносится звук поцелуя…
