Преследователей Абдул-бей заметил на следующее утро. Черная точка, то выныривающая из пучины, то исчезающая из поля зрения. Но капитан догадался: идут за «Решид-пашой». Сказал Макошину. Макошин распорядился приготовить пушки и пулеметы к бою.
Шторм делал свое дело. Давно уже готовый к списанию, миноносец трещал по всем швам. «Отважный» никогда еще не попадал в шторм такой силы. Он вертелся в пенящейся водяной круговерти. Тяжело взлетал и нырял, волны захлестывали, перекатывались через палубу. Полковник фон Цицендорф лежал в каюте в полном изнеможении — он был подвержен морской болезни. Но продолжал слабо выкрикивать:
— Марш! Марш! Догнать, обстрелять!..
Он был настойчив и груб, но командир миноносца сказал ему прямо, что лучше повернуть обратно. Цицендорф в порыве ярости чуть не застрелил его. Командир корабля понял, что перед ним явный психопат. Сообразив, с кем имеет дело, командир корабля поднялся в свою рубку и, спасая миноносец от гибели, приказал сбавить ход, лечь в дрейф.
А «Решид-паша» уверенно шел курсом на Одессу — напрямик от Константинополя! Он тяжело переваливался с борта на борт, клевал носом, но казаки, пристроившиеся на верхней палубе и вглядывавшиеся вдаль, вроде даже не замечали качки.
Кто-то из казаков наизусть прочитал манифест-сатиру на барона Врангеля, сочиненный Демьяном Бедным. Год назад советские аэропланы сбрасывали «Манифест» на позиции белых, на города. Он тысячами экземпляров расходился по всему Крыму, его читали и шепотом и на митингах; для желающих сдаться в плен красным «Манифест» служил пропуском. И конечно же казаки и солдаты, даже офицеры заучивали «Манифест», хохотали, когда кто-нибудь смелый читал его вслух:
Их фанге ан. Я нашинаю.
Эс ист для всех советских мест,
Для русский люд из краю в краю
Баронский унзер манифест.
Вам мой фамилий всем известный:
Их бин фон Врангель, герр барон.
Я самый лючший, самый шестный
Есть кандидат на царский трон…
Говорят, когда Врангель поднялся на борт «Генерала Корнилова» перед отплытием в Константинополь, то у себя в кабинете нашел «Манифест». Возможно, ему тогда подумалось, что это последний «воздушный поцелуй», посланный Михаилом Фрунзе. Но он ошибался.
Последний «воздушный поцелуй» сейчас ему послал соратник М. В. Фрунзе Макошин, который стоял на палубе и бормотал вслед за молодым казаком, который возвращался к себе в станицу:
Но это уже было прошлое. Впереди каждого ждало будущее, и все волновались, хотя и старались казаться веселыми. Как сложится будущая жизнь? Да как бы ни повернулась — хуже не будет, хуже просто не может быть…
Минуты? Часы? Вечность? Бугрилась вспененная вода за бортом. Вода, ветер, тьма… А потом справа по борту — малиновый рассвет, а впереди — видение бело-розового города, встающего из воды…
Заложив руки за спину, Макошин стоял на носу парохода со своими товарищами-чекистами и тихо радовался тому, что экспедиция заканчивается. Все обошлось. Он вдруг вспомнил слова Фрунзе: «Вернетесь, расскажете о Константинополе»… Улыбнулся.
Мысленно оглянулся назад, и только теперь пришло в голову: а что рассказывать? Константинополя, по сути, и не видел. Не успел посмотреть. Не до этого было. Крутые берега Босфора остались далеко позади, будто во сне. Залив Золотой Рог, Галатская пристань в устье залива, Анатолия… Там Макошин не бывал. Не был он и у Айя-Софии, видел издалека купол — и все. Галату пришлось пересечь, когда пошел к Гравицкому. У Галатской башни постоял немного. Башня как башня…
Голова уцелела — и то ладно. А ведь могла запросто слететь… Зато создал в Константинополе как бы опорный пункт для репатриации. «Ни одного солдата и офицера на новую авантюру!..» — слова Гравицкого. Оказывается, солдаты врангелевской армии раскиданы по разным сторонам: много их на Балканах. Следовало бы послать туда миссии советского Красного Креста, которые вели бы работу но репатриации. Уже сейчас, несмотря на террор, в Болгарии возникает «Союз возвращения на Родину».
Дело сделано.
Капитан «Решид-паши» Абдул-бей находился на мостике. Нелегко далось ему это последнее морское путешествие: лицо почернело, глаза ввалились. Но он улыбался. Увидев Макошина, приветственно помахал ему рукой. Теперь-то Макошин все осознал: всю меру ответственности за этот смертельно опасный рейс в Одессу мужественный капитан взял на себя. И вся команда, все они, все были за него и вместе с ним, вместе с Макошиным и его товарищами!.. Когда капитан вернется в Константинополь, его, скорее всего, арестуют и бросят в тюрьму. Его и его «сообщников». И они знают, что их ждет. Но вопреки всему они совершили подвиг во имя жизни, во имя международной солидарности. У многих в Константинополе семьи, дети. И все же они отважились… Спасибо вам, турецкие друзья. Спасибо за все.
