А Петр, будто не замечая его состояния, обратился к нему как ни в чем не бывало:
— Николай, кино смотреть будем?
Сидоренко вздрогнул.
— А тебе разве не все равно?
— Если б было все равно, не спросил бы.
Сидоренко встал и молча вышел из кубрика.
— Послушай, Микола, — Ильичев догнал его. — Ну что ты все дуешься?
— Дуется мыльный пузырь, пока не лопнет, а я просто не хочу с тобой разговаривать.
— Хорошо, Микола, положим, ты считаешь, что я не прав. Но ведь ты даже не спросил, почему я так сделал!
— Мне и так все ясно, — оборвал Ильичева Сидоренко, и голос его дрогнул: — Ты и на фронте будешь таким… Мимо раненого пройдешь, руки не подашь…
— Неправда! Если бы это было на фронте, я бы сам погиб, а тебя спас. Но здесь… Почему ты не хочешь разобраться в том, что случилось?
Воспользовавшись тем, что Николай заколебался, Петр продолжал все настойчивее:
— Друг я тебе или нет, определишь сам. Пойми только сначала меня. Тебе было тяжело, я видел. Конечно, Алексей без труда мог бы донести твое оружие. Он сильный. И товарищ он хороший, всегда готов выручить в беде. Но до каких пор ты будешь надеяться на других? Сегодня один понесет твое оружие, завтра другой за тебя выполнит упражнение, а потом что? Попросишь кого нибудь отстоять за тебя на посту? Так, что ли? Чтобы другой выполнял за тебя твой воинский долг…
Сидоренко хотел что-то возразить, но Ильичев не дал ему это сделать.
— Помнишь командир рассказывал о Матросове, о Никонове, о Голубце? Как все восхищались ими! А ведь они были такие же парни, как мы. И, наверное, не меньше, чем любой из нас, любили жизнь. Но понадобилось, и добровольно, сознательно пошли на смерть… Они не надеялись на других, не прятались за спинами товарищей в трудную минуту!
— Ну причем тут Матросов? Це ж герой!..
— А как он стал героем? Уж наверное, воспитывал свой характер, закалял волю. И от трудностей не прятался. Понял?
Сидоренко молчал.
— Ладно, — вздохнул Петр. — Если не сейчас, так потом поймешь.
Сыграли отбой. Затихла казарма. И все угомонились, заснули. Только койка Сидоренко все еще пустовала.
Убедившись в этом, Ильичев окончательно стряхнул с себя дремоту.
«И где его носит? Додух дневалит, по доброте душевной, наверное, еще не доложил дежурному. Но все равно придется возвращаться Николаю через коридор, дежурного ему не миновать».
Лишь подумал так, в казарму вошел Додух, остановился возле его койки и свистящим шепотом спросил:
— Петя, не знаешь, где Микола загулялся?
Петр не ответил, притворяясь спящим. И Алексей осторожно отошел.
Чтобы отвлечься от мыслей о Николае, Петр стал перебирать события сегодняшнего дня. Вспомнилось сообщение Совинформбюро об ожесточенных уличных боях в городе Бреслау. Младший лейтенант Лукашевский захватил немецкую пушку и открыл из нее огонь. Он ликвидировал три пулеметные точки и большую группу противника. А взвод младшего лейтенанта Гарипова в ожесточенной схватке истребил более 60 гитлеровцев. Сержант же Малюга в одном бою уничтожил 15 вражеских солдат…
Интересно, как они выглядят, эти Лукашевский, Гарипов и Малюга? Петр старался представить себе их. Воображение рисовало сказочных богатырей: огромный рост, косая сажень в плечах, лихие гвардейские усы. И хотя он хорошо понимал, что внешне герой может быть совсем невзрачным, но так хотелось, чтобы храбрецы были именно такими.
«Я тоже мог бы быть во взводе младшего лейтенанта Гарипова, — размышлял Ильичев. — Запросто мог, если бы меня послали не на восток, а на запад… И почему только мне так не везет?.. Люди воюют, подвиги совершают, а я за тридевять земель от фронта. На белых простынях сплю, вечером кино смотрю, книжечки читаю, в то время, как другие в атаку идут, во вражеском тылу „языка“ берут…»
…В это время что-то глухо ударило в окно. За стеклом появился Сидоренко. Открыть окно он не мог, так как оно было заперто изнутри.
Ильичев видел, как Додух, стараясь никого не разбудить, возится с задвижкой. Наконец Николай перелез через подоконник и, быстро раздевшись, нырнул под одеяло.
«Ну и артист, — возмутился про себя Петр. — Совести ни на грош! А Додух тоже хорош. Ангел-спаситель…»
