«Совсем изменился Николаев… Мешочником заделался, живёт, наверное, тише воды, ниже травы, а каким человеком был», — с сожалением думал Фёдор Иванович о сельском фельдшере. К сожалению примешивалось и другое чувство — осуждение. Он всегда осуждал людей, которые, встретив беду, покорно говорили, дескать, чему быть, того не миновать…
Эта случайная встреча с фельдшером оставила неприятный осадок в душе Фёдора Ивановича. Не заходя домой, он направился в знакомую кухоньку к Елене Степановне Соколовой.
Хозяйки дома не оказалось. На полу, разложив кубики, что-то усердно мастерил её малыш. Увидев доктора, мальчик обрадовался.
— Здравствуйте, дяденька доктор, а я уже не больной и бегать могу, — сообщил он.
Фёдор Иванович погладил мальчика по светлой головке.
— Ты совсем молодчина.
— Давайте строить домик, — предложил малыш.
— Ну что ж, давай, брат, строить. Строить — это хорошо, строители — самый почётный в мире народ. А ну-ка покажи, что у тебя имеется, — Фёдор Иванович присел на табуретку и стал внимательно рассматривать ребячье богатство — игрушки.
— Это пароход, а это пушка, — доверчиво пояснял мальчик.
— Эге, да ты богатый человек, Филя.
Мальчик неожиданно расхохотался.
— А я совсем не Филя, а Вова, не Филя, а Вова! — сквозь смех выкрикивал он.
— Да, да, помню — Вова, Владимир… Извини, брат, ошибся, — с неловкой улыбкой проговорил Фёдор Иванович. Сейчас он думал о Фильке, сейчас он припомнил, как вот так же строил с сыном на полу домики, как возился с ним.
Где он теперь, его Филька?
Нестерпимая острая тоска сдавила сердце, полынно-горький комок подполз к горлу.
А Вова тараторил о чём-то своем, смысл его слов смутно доходил до сознания доктора.
С ведром в руках вошла хозяйка. На ней была старая, вся в заплатах кофта, ситцевая с подоткнутым подолом юбка.
— Ой! — смущённо воскликнула Елена Степановна, одёргивая юбку, и скороговоркой сообщила: — А я у офицеров полы мыла. Уж такие свиньи, грязь хоть лопатой выгребай.
— Да, пришли, пакостят, а нам убирать приходится.
— Что поделаешь, — вздохнула хозяйка, — жить чем-то надо…
Фёдор Иванович сказал, что заглянул на минутку к Вове — своему старому пациенту. На самом же деле в мыслях у него было совсем другое: быть может, разбитной хозяйке посчастливилось узнать что-нибудь о партизанах. Он даже подозревал, что она не одна ухаживала за раненым красноармейцем, надёжно упрятанным в погребе. Быть может, именно отсюда поведет ниточка к тем, кого он так настойчиво ищет. Ведь настанет же время выздоровления и красноармейца и лётчика Казакова, а что с ними делать потом? Он как-то сказал Майе о своем желании найти партизан и услышал странный ответ: «Если вы им понадобитесь, они сами найдут вас». Хорошенькое дело! Жди, когда понадобишься. А если они обойдутся без него? Нет, подобное ожидание не устраивало Фёдора Ивановича.
Разговор с Еленой Степановной не клеился. Они говорили о дороговизне на рынке, о приближающихся холодах.
— Голуби прилетели, на сарае сидят, — как бы между прочим сказала хозяйка.
Мальчик вскочил на ноги. Глазенки у него заблестели.
— Мама, я пойду посмотрю.
— Сейчас одену тебя. Выйди, сынок, посмотри.
Когда Вова скрылся за дверью, Елена Степановна начала:
— Фёдор Иванович, посоветуйте, что делать? Парень-то ваш красноармеец почти совсем выздоровел, мается в темноте. Скажите, куда отправить его. Может, знаете о партизанах? К ним ему хочется.
Фёдор Иванович развел руками.
— Вас я хотел спросить о том же, о партизанах.
— Есть они! Офицеры-то, которые в моем доме живут, каждую ночь трясутся, боятся они партизан. А парень-то наш говорит — сам уйду в лес. Боязно мне за него: на ноги подняли, а дальше как же?
— Пусть повременит, что-нибудь придумаем, — ответил доктор, хотя сам ещё толком не знал, что придумать. Главное, найти надёжных людей. Он уже подумывал о том, чтобы съездить кое в какие сёла, особенно в те, окруженные лесами. Там наверняка знают о партизанах, там у него много знакомых — бывших пациентов.
— А что я слышала, Фёдор Иванович, Москва говорила.
— Москва? — встрепенулся он.
Соколова горячим шёпотом продолжала:
