— Чёртова железка! — процедил Николай сквозь зубы, упрямо нажимая на клавишу повтора. — Ну, давай же, работай, или завтра ты уже никому не будешь нужна!
Многострадальный дисплей на мгновение включился, на нём появилась какая-то надпись, но разобрать её Николай не успел. Коммуникатор отрубился окончательно.
— Что там было написано, Маркос? — Скопинцев тряс лингвиста за плечи, требуя ответа. — Сигнал принят, да? Не может быть, чтобы он не прошёл! Ну, что же ты молчишь?
— Сейчас узнаем, Скоп, — прошептал Эспиноса, как только капитан отпустил его. — Сейчас всё узнаем.
Они повернулись в ту сторону, где по их расчётам находился ангар с гравипланами и стали напряжённо всматриваться в тёмное чужое небо. Листья на деревьях слабо шевелились на ветру, временами заслоняя низко стоящие над горизонтом звёзды, а потом открывая их снова. Не раз и не два земляне принимали это моргание за вспыхнувший прожектор летательного аппарата. Наконец, Эспиноса выругался по-испански и отвернулся, вслед за ним сдался и Эдсель. Но Николай продолжал смотреть, словно от его упрямства что-то зависело. Глаза устали и тоже начали моргать, но он смотрел, потому что больше ничего не мог сейчас сделать.
— Летит, капитан! — заорал вдруг механик. — Лети-и-ит! Да куда вы смотрите? Он не от базы летит.
И действительно, сверкающий красными и зелёными огнями диск издевательски медленно приближался к ним совсем с другой стороны.
Николай шумно вздохнул и устало опустился на траву. Ну, вот и всё. Теперь всё будет хорошо. Теперь гутре ничем не смогут ему помешать. Разве что…
— Эдсель! — встревожено окрикнул он механика. — А какой склад ты охранял? Где это у нас такие крепкие двери, чтобы с ними пришлось долго возиться?
— Как это где? В оружейной, конечно же.
— И они её открыли? — помертвевшим голосом спросил Скопинцев.
— Кажется, да, — беспечно ответил Эдсель, радостно глядя на продолжающий визуально увеличиваться гравиплан и ещё не осознавая смысла собственных слов.
А Николай уже понял и даже не вздрогнул, когда диск покачнулся на лету, вокруг него расцвёл ярко-оранжевый нимб, напоминающий солнечную корону, а потом пропал вместе с самим аппаратом. Отчаянный крик механика потонул в грохоте взрыва.
Если бы уничтоженный гравиплан приблизился к ним ещё на полкилометра, всех троих спалила бы волна раскалённого газа, а так Скопинцеву и Эдселю лишь немного обожгло лицо, а Эспиноса успел упасть на землю и прикрыть голову руками. Он так и остался лежать, бормоча неразборчивые проклятия. Или это были молитвы? Николай не рискнул спрашивать.
— Пойдём, Маркос! — сказал он минуту спустя. — Здесь нельзя больше оставаться. Дикари наверняка проследили, куда летел гравиплан, и скоро начнут нас искать.
— Пойдём, — вяло согласился лингвист. — Хотя куда нам теперь идти?
— Вставай, кому говорят! Или мы уходим без тебя.
Николай сплюнул на землю всё накопившееся за день раздражение и добавил вполголоса:
— Учёные, м-мать вашу!
Солнце едва пробивалось сквозь мощный щит листвы, и Скопинцев лишь приблизительно мог определить время суток. Впрочем, не очень-то это его и интересовало. А вот узнать, сколько они уже топают по лесу без отдыха, было бы не лишним. Коммуникаторы так и не ожили, наручных часов никто в экспедиции не носил, оставалось полагаться лишь на собственные ощущения. А они подсказывали, что пора объявить привал.
Он остановился, прислушался — вроде тихо — и устало опустился на землю, прислонившись спиной к стволу хвойной пальмы, (сначала внимательно осмотрев его — а как же иначе!)
— Всё, ребята, отдыхаем.
Разумеется, в джунглях не бывает настоящей тишины. Тем более, когда сквозь чащу пробирается группа людей. Встревожено перекликаются на ветвях птицы, истерически орут обезьяны, попискивают мелкие грызуны. Но звуков погони сейчас действительно слышно не было. Даже странно немного, ведь гутре не очень-то и скрывали, что идут по их следу. Скорее даже наоборот — стучали на ходу в тамтамы, дудели в морские раковины, громко перекликались. Совсем как на облавной охоте, когда дичь гонят на укрывшихся в засаде стрелков.
