С тобой, говорю — радость моя, останусь…
И остался. Пока мы с нею шли и ехали, ничего такого я себе не позволял. Только когда она уже ключи стала в сумочке искать, немного прижал к двери, чтобы голову закружить — попалась, милая… Она с каблучков оступилась, ключом еле в замок попала…
В прихожей я тенью держался — трясти-то ее трясло, кто бы решил — оголодала, бедная, но я в глаза смотрел — нет, эти — темные, без жара, будто ей не себя тешить, а воевать. Оттого, что я понимал — с кем, а она — ничего не знала, меня самого будто огненным шнуром по позвоночнику протягивало — стерпеть бы!
И вот стоит она ко мне спиной, нагая, над поясницей еще капельки воды, — и волосы расчесывает, а они даже в потемках отсвечивают огнем…
И я первым делом пустил их через руки, а там все просто — запутался, будто нечаянно, глаза ей прикрыл — ресницы мягкие, как бабочки, кончиками пальцев — по губам, по шее — не уйти тебе, чужая радость, а теперь — моя, раз ты не захотел такую красоту…
А она уже вся — как бубен, и вот-вот ее прихватит, все-таки долго выбирала, видать, с кем его наказывать…
Она, конечно, на ногах не удержалась, вот и славно, я ее, как шелк живой, бережно на постель сложил и себе воли дал немного. А она оттрепетала, отдышалась, говорит — ты что это делаешь? Отвечаю — массаж, лежи, хорошо ведь? Ах, какой массаж, ты что же… И я ей объяснил ласково, что меня и так-то еще на пару раз хватит, а если она постарается, то и еще на пару, и как тебе несколько часов бессонницы, моя радость?
Тут она оттаяла, наконец — эндорфины, как, помнится, ученая хозяюшка рассказывала, объясняя, почему не больно… и все пошло у нас замечательно. Но я в мыслях — ему, то и дело: ну, смотри, какая она, и как мы с ней, и как нам вдвоем, ты бы мог нас обоих иметь, да все со своей любовью возвышенной, — так вот, смотри!
Потом она задремала… точно, через пару часов. Я тоже провалился слегка — не помешает, для восстановления сил, потому что еще оставалось кое-что в программе.
Мы с нею прямо как образцовые любовники начали — в полусне, она ли меня приласкала нечаянно, или я руки не отнял… не помню, да и не суть. И она была теперь сама по себе сладка мне, и я уже ни о чем таком не думал, я только ее ритм ловил, усиливал, возвращал… я бы мог и не уйти от такой — пока не погонит сама, и придумал бы, как сделать, чтобы не погнала… но тут стало обоим горячо, я ее видел уже только красным шаром, огнем, и вдруг из этого огня она не закричала, не выдохом изошла — а именем! Она тебя звала по имени — шепотом, громче, в голос, — ведьма, а в судороге билась подо мной… и ты уже — тут как тут, за моей спиной, руки твои — на моих плечах, вся тяжесть, весь жар твой, но руки, руки! Я ошибиться не мог, я кольцо твое кожей узнал — еще бы нет! — ты ничего другого из украшений не носил, только крестик да это кольцо с чернью, с такими узорами волной…
А говорят, страх не позволяет…
Ерунду говорят.
Только потом — так… Холодно, и тошнота… И я терпел, подкатывало — ее запах, мой запах, лимоном еще тянуло от лампы… Не знаю, как она — может быть, тоже… Но я только одним защититься мог — на спину перекатился, чтобы видеть — никого нет, кроме нас, а то была мара, насланное, совесть — какая там у меня совесть? — ну, уж не знаю что… а плечо левое просто огнем пекло, и ссадина там была настоящая, но от того кольца ли… какая разница? Мне хватило и того, что я знал — так было.
Долго не вытерпел, поглядел на нее — лица не видно, отвернулась, но не спит.
И что бы мне промолчать? Так нет: что это ты, говорю, что же — со мной… а сама другого зовешь?
Она вскинулась, обернулась, в глазах одни зрачки:
— А ты?! Ты кого звал?
Я и не подумал, что имя-то это — Лус — она наверняка знает, и все поняла, конечно…
— Не твое дело, — отвечаю, и такой стыд, а слова сами вылетают: — А вот не твое дело, шлюха!
Ну, и что? Может, она мне в лицо вцепилась? Или оплеух надавала, или лягнула, или еще как-нибудь?
Нет. Сглотнула только и велела убираться к черту — чтобы я тебя больше не видела!
Надо думать, мутило ее от меня не на шутку — поднялась тяжело, но простыню так потянула — я чуть на пол не слетел. Собрала постель в охапку — и в ванную.
