— Саша, опять вся раздетая? — сердится Прядко.
— А если у меня кровь горячая? — смеется Саша.
— Ты же командир, по тебе другие равняются.
Продолжая ворчать, она застегивает пуговицы Сашиной шинельки, укутывает шею подруги белым шерстяным шарфом. У Прядко и Шляховой шарфы одинаковые. Один теплый платок, разорванный по длине, пошел на них. Связанный материнскими руками, он был единственной Сашиной памяткой о доме. Остальные вещи она, как и все мы, раздала жителям разоренных, разграбленных врагом мест, мимо которых проезжал по дороге на фронт наш воинский эшелон.
Я оставила себе на память белый рушник, вышитый мамой. И если на привале, во время похода или в землянке выдавалась минута отдыха, доставала из вещмешка расшитое узорами полотенце. Прижмусь лицом к прохладной льняной ткани, словно утираюсь, целую тайком. Потом сложу, чтобы не мялось, и в мешок, на самое дно. Смешно теперь сознаваться, но рушник казался мне тогда материнским спасительным талисманом…
В начале ноября выдали ватники, теплые брюки, валенки, шапки-ушанки. Сразу все заметно пополнели, самые маленькие выглядели кубышками, столько на нас было понадето. Зато лежишь на снегу в засаде и не чувствуешь холода.
Никто не знал, сколько еще сидеть в обороне. Подходил октябрьский праздник, страна готовилась встретить его новыми победами. Чем будет рапортовать народу наш Прибалтийский фронт, славная Третья ударная армия, родная гвардейская дивизия?
Поздней зимней ночью в дверь девичьей землянки кто-то постучал. Вошли озабоченный замполит Булавин, все еще заменявший раненого комбата, и комсорг батальона Геннадий Егоров, молодой лейтенант, недавно прибывший в нашу часть.
— Девушки, готовьтесь к ночному маршу! Через два часа батальон поднимается по боевой тревоге.
Вопросов к Булавину нет, все понимают — наступление.
Командиры ушли к солдатам в окопы, мы начали сборы. Первой вышла из землянки наша старшая, Саша Шляхова — подтянутая, в полном боевом снаряжении. А у заспанной Зои Бычковой не ладится с портянками: сунет ногу в валенок — портянка в комок.
— Э, нет, Зоя, так не пойдет. На марше натрешь пятку. А ну, давай-ка сюда ногу, живо!
Клавдия Прядко, пригнувшись, стягивает с Зоиной ноги валенок, ровно и туго, словно бинтуя, перематывает портянку. Бывало, выслушав замечание Прядко, Зоя жаловалась: «И чего она ко мне придирается? Старуха-ворчуха!» Сейчас Бычкова, постукав ногой в валенке по полу, благодарит старшую подругу. А той не до любезностей, она уже показывает кому-то, как лучше подвязать котелок, чтобы не гремел на марше.
В полной темноте шагаем по проселку. Дорога разбита, комья земли превратились в ледяные торосы, по ним больно ступать. Заснеженная тропка, на которую сворачивает колонна, втягиваясь в лес, кажется мягким ковром. Где-то далеко бухнула, точно спросонья, пушка, залопотал и смолк пулемет.
Замполит шагает рядом с нами, поддразнивает невыспавшуюся, а поэтому сердитую Зою, а через минуту он уже шутит в хвосте колонны с минометчиком, согнувшимся под тяжестью опорной плиты. Но вот Булавин снова впереди, среди солдат первой роты. Завидным свойством поспевать всюду, подбодрить каждого обладает наш неутомимый комиссар!
Вскоре слышим выхлопы прогреваемых моторов: справа, в лесной чаще, танки, подтянувшиеся к передовой. На столбе фанерка с надписью: «Хоз-во Шора». Значит, рядом наши друзья-пушкари. Вдоль тропы по веткам бегут провода связи. В ночь перед наступлением прифронтовой лес живет своей сложной жизнью.
Начинает светлеть, когда батальон выходит на исходный рубеж атаки. Перекур. Бойцы усаживаются отдыхать, подминая под себя пушистую крону молоденьких елочек, кто-то опускается на корточки у толстой сосны, опершись спиною о ствол. Командиры рот и взводов собираются на бугре, где КП батальона.
С опушки видно голое поле, в полукилометре его перерезает неровная лента окопов — первая линия немецкой обороны. Сейчас она безмолвствует, точно покинутая, лишь вдали взвивается в небо запоздалая желтая ракета да на фланге стучит крупнокалиберный пулемет. За спиной у немцев — железнодорожное полотно, еще дальше — взгорок, на котором синеют силуэты редких изб и сараев. Это деревня Ведусово, превращенная противником в опорный узел.
